Италия форум
https://www.vokrugsveta.ru/vs/article/6728/
С XI по XIX век Генуя успела побывать столицей морской республики, банковским центром Европы и, наконец, крупнейшим портом континента. За это время она накопила несметные богатства — еще в XIX веке ее красотой и роскошью восхищались Вагнер, Флобер и Диккенс. Но затем город переключился на тяжелую индустрию, и путешественники надолго забыли о нем. Сегодня заводы выведены за его пределы, Старый порт перестраивается под лофты... Настало время открыть заново Гордую Геную (La Superba), как когда-то называли этот город друзья и враги.
Прямые авиарейсы из Москвы в Геную бывают только летом, а в другое время лететь туда приходится через Милан. Впрочем, в день, когда прилетел я, посадить самолет в Генуе все равно было бы невозможно: в заливе случился ужасный 10-балльный шторм, на разбитой взлетной полосе лежала рыба. Это было на первых страницах всех итальянских газет… В Боккадассе, рыбачьем пригороде Генуи, который я посетил на следующий день, галька усеяна щепками и обломками, многие лодки унесло в море. Туда же смыло несколько маленьких яхт — с недавних пор этот живописный район стал пользоваться популярностью у богатых.
Собравшись в баре, местные жители обсуждали убытки. Рассказывали, что в соседней деревне с берега смыло даже небольшой бассейн — его оторвало от земли и унесло куда-то вместе с несколькими мусорными баками. Бассейн только что построили, даже деньги рабочим еще не заплатили. Теперь вот непонятно, за что платить…
Впрочем, это едва ли не единственный день, когда в Генуе все говорят о море: фактически оно уже много лет не играет в ее жизни прежней роли — ни в экономике, ни в обществе. Сложно поверить, что когда-то Генуя была великой морской республикой. Сегодня она даже не похожа на приморский город вроде Неаполя, Марселя или Одессы. Даже специфического запаха здесь нет, как не слышно гудков кораблей и почти не видно чаек. Старая набережная, Рипа, сегодня находится довольно далеко от воды — между ними пролегла громадная эстакада.
Город этажей
Зато Старый город отчасти сохранил прежний дух: он действительно производит впечатление очень старого, несмотря на последние подновления фасадов и ремонты, и улицы тут действительно очень узкие и довольно оживленные. Уже сама Рипа застроена шести-восьмиэтажными зданиями, в основе которых — купеческие дома XIII века (потом их еще много раз надстраивали). Параллельно набережной — улица с кратким названием Пре, ничем не потревоженное средневековье, неожиданное и повседневное.
Этот район уже лет двадцать как безопасен для туристов, хотя сразу по приезде мне несколько раз намекнули: по вечерам туда лучше не захаживать, так как там «обворовывают, отнимают все». Я расспросил об этом социолога Алессандро Даль Лаго, недавно опубликовавшего бестселлер о криминальной жизни итальянских городов: почти все примеры он взял с улиц Генуи 1970—1990-х. Даль Лаго сказал, что некогда ее старый центр и вправду считался одним из самых опасных мест в стране, поскольку после войны оказался заброшен и предоставлен порту. «Но даже это — преувеличение. Были тогда места и по опаснее: Бари, Неаполь, например… Ну а после недавней реконструкции Старый город и вовсе преобразился». Впрочем, в некоторых переулках близ церкви Санта-Маддалена по вечерам действительно не по себе — одинокий фонарь, окна наглухо задраены ставнями… Невольно ускоряешь шаг навстречу главной дороге, но не тут-то было — за углом еще переулок, где тоже ни души. Потом маленькая площадь с давно закрытым храмом… и снова переулок — вылитый предыдущий. Как шутит одна генуэзская знакомая: «У нас тут нет главных улиц, одни только главные переулки».
Кто же здесь живет? В последние годы, когда центр привели в порядок, возникла причудливая «карта расселения». Соседи сверху в буквальном смысле находятся на более высокой ступени социальной лестницы. Здесь, на последних этажах, залитых светом и продуваемых морским ветром, легко обнаружить подлинники Ван Дейка или Йорданса. Внизу — магазин, обычно с продавцами-перуанцами или боливийцами (в отличие от соседнего Милана и других промышленных городов Северной Италии здешние иммигранты не из Африки, а в основном из Южной Америки). Они же проживают на 3—4 первых уровнях, куда почти не попадает солнце. А в подвалах часто устраиваются полулегальные общежития. Днем они не слишком заметны, зато их хорошо слышно ночью, особенно по вечерам в выходные. В мой первый генуэзский день, в субботу вечером, пока я искал нужное мне кафе, невольно прослушал целый концерт музыки народов мира, которая неслась из-под вполне респектабельных кондоминиумов…
Чтобы не сталкиваться с жильцами нижних (читай социальных) этажей, жители пентхаусов придумывают различные хитрости, например, к основному объему пристраивают частный лифт. Об этих устройствах я узнал от одного молодого генуэзца: после трех дней согласований с родителями (он даже сфотографировал меня на телефон, чтобы показать им — как в последнем фильме про Бонда) Марко наконец устроил мне экскурсию в их дом. Дверь в лифт открывается отдельным ключом. Сам он представляет собой эффектную стеклянную колбу, прикрученную к шершавой стене. Наверху при входе в квартиру — еще одна бронированная дверь, за которой скрывается огромный лофт, переходящий в террасу с садиком и видом на море… Впрочем, дверь на лестницу замуровывать не стали: по ней ходит прислуга.
Знатные семьи — вроде той, что я навестил, — в Генуе не редкость. Собственно, все восемь веков существования республики ею правили не столько официальные дожи, сколько несколько семейств, каждое из которых чаще всего тянуло одеяло на себя, но иногда вступало в коалицию с другим, естественно, против третьего. Родственные группировки сменяли друг друга у власти, порой изгонялись, и их место занимали новые, но система в целом сохранялась. Ее исторические следы легко обнаружить и в сегодняшней Генуе.
Domenica
Матфей — Лаврентий — Петр
В центре средневекового города расположен храм Сан-Маттео с уютным двориком и садом. Долгое время он был усыпальницей прославленной семьи Дориа и буквально со всех сторон окружен их бывшими (и нынешними) дворцами. Адмирал Андреа Дориа — самый известный представитель рода и влиятельнейший генуэзец XVI века — и здесь оставил свой след: перестроил готический храм в богатом ренессансном ключе, сохранив лишь старый фасад. Если приглядеться, заметно, что в него вмонтированы странные объекты вроде мужского торса или античного саркофага. Дело в том, что лицевую стену Дориа превратили в своеобразный памятник собственным достижениям. На протяжении веков они размещали на нем «семейные» трофеи. Характерно, что трофеи эти не настоящие, а символические — речь идет об античных предметах. Они, очевидно, должны были усиливать звучание доблести, соотнося победы генуэзцев с деяниями героев прошлого. Например, справа от входа в храм во внешнюю стену вмонтирован позднеримский саркофаг с рельефом «Аллегория осени», который привез сюда флотоводец Ламба Дориа после победы над венецианцами при Курцоле в 1290 году. В нем он, кстати, и похоронен — где-то на уровне второго этажа. Примерно в те же годы сформировалась площадь перед храмом, и получилось, что рельеф гробницы Ламбы стал элементом общественного пространства, памятником спасителю республики.
Аллюзия 1. Драматическая
Похожим образом были некогда украшены семейные храмы и других патрицианских семей, в частности Фиески. Эта фамилия вошла в историю после событий 1547 года, когда представители семейства возглавили мятеж против тогдашних лидеров, Дориа, и убили наследника Андреа — Джанеттино (сюжет лег в основу знаменитой драмы Шиллера «Заговор Фиески в Генуе», 1780). Мятеж был жестоко подавлен, а его зачинщики лишились всех городских владений. В 1547 году по решению сената был разрушен и фасад семейного храма Фиески со всеми его мемориальными табличками, повествующими о героических деяниях рода.
Внутри храма среди прочих, обычных, гробниц Дориа выделяется, конечно, усыпальница Андреа, пышно украшенная мраморными фигурами и лепниной. Горят три свечи. Сам адмирал покоится в небольшой подземной целле — словно в трюме. По иронии судьбы при мне она оказалась… залита водой. Только блестят монетки — кто-то, видимо, кинул «на счастье». «Да, бывает, что заливает, особенно когда сильный дождь пройдет», — невозмутимо сообщает служка. Для него нет никакого мистического совпадения в том, что знаменитый мореплаватель покоится под водой. Напротив храма Сан-Маттео — еще один элегантный готический фасад. Над порталом латинская надпись: «Дворец подарен Сенатом Генуи Спасителю Родины Андреа Дориа в 1528 году». Из переулка его стремительно уходящий вверх полосато-серый фасад напоминает космическую станцию. Теперь сенатский подарок поделен на квартиры для богатых людей — их сдает князь Дориа-Памфили, который проживает в Риме, но время от времени лично приезжает проверить, как дела у жильцов... А буквально дверь в дверь — еще один дворец, принадлежавший опять-таки Дориа, на сей раз Ламбе. Он был выстроен на городские средства и подарен флотоводцу за уже упомянутую победу над венецианцами в 1290 году.
Аллюзия 2. Героическая
Заслуги Ламбы Дориа перед отечеством в самом деле были велики: в то знаменательное сражение флот венецианцев насчитывал 96 галер против 15 генуэзских, и тем не менее последние победили, во многом благодаря личному героизму адмирала. Когда в разгар боя был убит его сын, отец выбросил труп за борт, подчеркнув, что для него все воины равны. Этот эпизод в свое время произвел глубочайшее впечатление на Петрарку: в одном из писем он привел его в качестве примера «наивысшей доблести».
С крыши дворца открываются удивительные виды. В сторону моря — чередование объемов в духе Де Кирико. На запад, в сторону Ниццы, — геометрические формы небоскребов во главе с терракотовым муниципалитетом, прозванным горожанами «карандашищем» (Il Matittone). На восток резко уходит в гору хаотическая вязь черепичных крыш, антенн, террас, балконов-алтанок, переулков-ущелий, садиков и прочего маленького жилого счастья. «Озеленение» крыш произошло в последнее время, когда из Старого города стали потихоньку вытеснять портовую бедноту.
С террасы Дворца Ламбы хорошо виден и духовный центр Генуи — собор Сан-Лоренцо. Как и полагается кафедральным храмам, он представляет сложное переплетение разновременных мод и традиций. Не без грандиозности. Не без неоконченности (вторую колокольню на фасаде так и не построили). Готическая структура соседствует с поздними неоклассическим декорациями, примитивные фрески ex voto, созданные по обетам, — с богатыми барочными алтарями.
Но и в этом соборе самое неожиданное — под землей. Это ризница, знаменитая своим провокационным интерьером, автор которого — корифей итальянского дизайна Франко Альбини. В 1956 году он превратил ризницу в увлекательный лабиринт, где в кромешной тьме блистают лишь главные экспонаты огромной коллекции. Резкий контрастный свет и ракурсная подача выявляют самое интересное. Роскошная бронзовая касса для сбора средств на процессию Corpus Domini (праздник Тела Господня) напоминает модель немыслимого барочного линкора, в позднеготических статуях подчеркнута грациозность и гротескность. В отдельной комнатке — чаша зеленого стекла, которую генуэзские крестоносцы привезли из походов и почитали как Святой Грааль (сейчас установлено, что сосуд сделан на Востоке в IX веке). Уже на выходе обращаю внимание на остроумное объявление, напечатанное, видимо, настоятелем собора: «Выключи телефон, открой свое сердце».
Осталось в здешних окрестностях посетить Пьяцца Банки — площадь Лавок, оживленный островок в толще Старого города. Здесь находится замечательный памятник генуэзскому характеру, точнее, его знаменитому практицизму — церковь Св. Петра на Лавках (XVII век). Поскольку строилась она в торговом центре города, помещения по ее периметру с самого начала были проданы лавочникам. Сегодня в церкви с двумя небольшими симметричными колокольнями не служат — мало прихожан, зато в прилегающих лавках торговля идет так же бойко, как и 300 лет назад. А при храме-музее работает приветливый сторож лет шестидесяти. Живет по соседству, и работа эта ему нравится— интересные люди приезжают. Знакомая толкает меня в бок и на выходе говорит, что это известный чудак из очень богатой семьи. Действительно, что значит «жить поблизости»? Вокруг — сплошные палаццо главных городских семей, так что местный житель вполне может оказаться из Де Нигро, Узодимаре или Ломеллино. Не правда ли, символично: потомок банкиров и полководцев — за охраной храма?
Кредитная история
Но были у Генуи и другие времена, когда роль ее в мировой политике и экономике сложно было бы переоценить. Лучший памятник этой эпохи — дворец Сан-Джорджо, построенный в 1260 году как муниципалитет, а позже отданный таможне. Наконец, в 1407 году в нем обосновался Банк Св. Георгия (Сан-Джорджо), при котором дворец стал сердцем и лабораторией экономической жизни Европы. В правление Карла V и Филиппа II именно он финансировал амбициозную международную политику испанских Габсбургов. Как любят вспоминать в Генуе, процентов по долговым обязательствам тех лет здешней аристократии хватило для безбедной жизни до середины XIX века. Между прочим, именно с этим банком связывают изобретение moltiplico — начисления процентов на проценты (1371 год).
Впрочем, и сама Генуэзская республика часто оказывалась на грани банкротства, поэтому начиная уже с середины XII века и ее собственное правительство прибегало к частным займам. В обмен на деньги кредиторы получали от государства право сбора некоторых налогов. Бурная внутри- и внешнеполитическая жизнь Генуи привела к тому, что кредиторов со временем стало очень много. Для регулирования государственного долга 23 апреля 1407 года особым декретом все они были объединены в товарищество, которое получило имя покровителя города — Св. Георгия. Так началась история банка, который вскоре превратился в своеобразное «государство в государстве» (так писал о нем еще Макиавелли) со своей монетой, вооруженными силами и флотом, а также колониями, среди которых были и Корсика, и крымская Кафа. Управлялся банк советом из восьми протекторов, избираемых на год из числа знатных вкладчиков. О несомненной мощи этого учреждения свидетельствуют права, которыми его руководители пользовались для взимания долгов с неплатежеспособных господ: вплоть до казни и отлучения от церкви (это право было даровано банку папой Пием II в середине XV века).
Я знаю, что дворец закрыт для посещения — теперь здесь находится дирекция порта, поэтому готовлюсь к встрече с охраной — достаю удостоверение и экземпляр журнала. Но оказывается, что здесь все милы и благожелательны: меня сразу же проводили к Франческо Фрументо, сотруднику расположенного тут же архива порта. Его отец был простым портовым рабочим, а сам он выбился в люди, окончил университет и увлекается историей города. Он и показывает мне весь дворец, начиная с зала Капитанов, созданного реставраторами конца XIX века на месте более старых помещений. Именно сюда перенесли самые ценные образцы пластики, прежде всего тронную статую банкира Франческо Вивальди — того, кто ввел понятие «сложного процента» (проценты на проценты). Эта статуя была установлена в 1468 году, за ней последовали другие. Все они снабжены подробными посвятительными табличками. Надпись под фигурой Вивальди превозносит его великолепные личные качества и приглашает всех следовать его примеру. Кроме того, выделяется статуя Амброзио де Нигро, установленная еще при жизни в знак благодарности за замирение восставшей Корсики, тогдашней колонии Банка Св. Георгия. Франческо уверяет, что статуей, в свою очередь, банк намеревался замирить самого Нигро, известного своим необузданным нравом. В другом зале, сохранившемся с XVI века, центральное место занимает статуя представителя рода Гримальди — того самого, что сегодня правит в Монако.
Domenica
Аллюзия 3. Генеалогическая
Гримальди принадлежали к четырем самым знатным семьям Генуи, наряду с Дориа, Спинола и Фиески. Считается, что один из них — Франческо по прозвищу Коварный — в 1297 году хитростью захватил замок Монако, переодевшись вместе со своими людьми монахами-францисканцами. Правда, сегодня историки оспаривают достоверность этого происшествия. Однако оно по-прежнему отражено на гербе княжества, где присутствуют фигуры двух монахов, вооруженных мечами.
Впрочем, известно, что за памятниками стоял своеобычный прейскурант: за оставленное банку наследство до 25 000 лир полагалась мемориальная доска, от 25 000 до 50 000 — бюст, от 50 000 до 100 000 — статуя в полный рост и, наконец, от 100 000 — тронная статуя.
Неудивительно, что больше всего на стенах здания мемориальных табличек. Впрочем, не только в честь жертвователей. На самом видном месте средневекового фасада, прямо над главным входом — мраморный маскарон с головой льва, привезенный генуэзцами из разграбленного ими венецианского дворца в Константинополе. Рядом — табличка, напоминающая, что в темнице внутри здания (в те времена, когда здесь еще была таможня) томился венецианский военнопленный Марко Поло. По самой распространенной версии, тут он и надиктовал свою книгу сокамернику-пизанцу...
Вообще, знаменательные для всего мира события происходили здесь не раз — даже в недавней истории. Например, весной 1922 года в Геную съехались дипломатические миссии основных европейских держав. Конференция проходила в Сан-Джорджо и длилась более месяца — с 10 апреля по 19 мая: за громадным столом в зале Капитанов обсуждались экономические отношения в послевоенном мире. Впервые на международный форум пригласили и делегацию Советской России. В ответ на ее признание Европа хотела получить обязательства по погашению царских долгов, на что наши соотечественники, конечно, идти не собирались. Встреча могла бы окончиться для нас безрезультатно, если бы глава советской делегации Георгий Чичерин не добился отдельного соглашения с веймарской Германией на встрече в курортном предместье Рапалло. Так Советская Россия де юре стала субъектом международного права.
А о банке остается сказать лишь то, что после французской оккупации 1797 года он утратил свое значение и официально закрылся в 1816-м, когда Генуя была присоединена к Сардинскому королевству. Дворец Сан-Джорджо ветшал, пока в конце XIX века его не передали богатому порту — тогда и началась реставрация. Но банковская история Генуи не закончилась: долгие годы в городе находилась штаб-квартира крупнейшего банка Италии — Credito Italiano, активно работавшего в том числе и с Советским Союзом. На его основе в 1998 году был создан UniCredit — на сегодня одна из крупнейших кредитных организаций в мире. В 1990-х годах появился и новый Банк Св. Георгия — сейчас это часть группы UBI Banca.
Domenica
Улица тщеславия
Где-то с 1550-х по 1650-е Генуя была богатейшим городом Европы. Отсюда и историографическое понятие — «генуэзский век», и знаменитая итало-испанская пословица: «Золото рождается в Америке, умирает в Испании и погребено в Генуе». Все это время генуэзцы кредитуют кровопролитные европейские конфликты, в основном между Францией и Испанией. Формально, со времен Андреа Дориа, заключившего в 1528 году союз с Габсбургами, и до конца XVII века Генуя оказывает им финансовую и военную помощь, что, впрочем, не мешает банкирам иной раз кредитовать и врагов испанцев.
Материальное воплощение богатство «генуэзского века» нашло в нескольких масштабных проектах — прежде всего в так называемой Новой (или Золотой) Дороге. Это первая в мире улица-ансамбль, с самого начала замысленная и построенная как роскошная магистраль из одних дворцов — до этого главные улицы городов складывались сами по себе и представляли хаотическое зрелище.
Улицу проложили на окраине тогдашней Генуи (сейчас это уже центр), на склоне холма, ранее занятого домами бедняков и монастырскими владениями. Градостроительный совет утвердил проект в 1551 году, но работы по разным причинам, прежде всего финансовым, связанным с восстанием на Корсике, начались лишь в 1558-м.
Строили примерно 20 лет и еще век потом достраивали, переделывали, перекрашивали. Получилось на любой вкус: дома, как взбитые сливки, как сундуки или сейфы, как что-то безоблачно-курортное — с аркадами и висячими садами, — словом, парадиз. О том, как все это смотрелось первоначально, можно судить по вдохновенному альбому Рубенса, который аккуратно собрал изображения фасадов и планов дворцов и издал их на родине, в Антверпене. В предисловии значилось: «Для архитектурного просвещения местной публики».
На Новой Дороге строились тоже по-семейному: брат напротив брата, тесть напротив зятя. Семья Спинола возвела тут четыре дворца, по два — Ломеллино и Паллавичино. Тему родства поддержали и архитектурно: портал дворца Тобио Паллавичино сделан по образцу стоящего через дорогу дома брата Агостино.
Общее же решение Новой Дороги традиционно связывали с проживавшим тогда здесь известным архитектором-перуджинцем Галеаццо Алесси, но теперь считается, что всеми работами руководил Бернардино Кантоне да Кабио, выходец из Ломбардии. На протяжении 30 лет он был руководителем всех городских работ. Его роль в создании улицы велика — он не только проектировал и надзирал за строительством, но и лично распродавал земли.
Признаюсь, в учебниках и на фотографиях этот сюжет казался мне артитектурным курьезом, но на деле Новая Дорога — пространство всего в семь метров шириной — оставляет очень сильное впечатление. И очень театрализованное, особенно ночью. Так и представляешь Дон Жуана, или Казанову, порхающего между дворцами. Это ощущение усиливается тем, что, в отличие от других улиц центра, Новая Дорога пешеходная и, как правило, пустынная. Улица ради улицы.
Аллюзия 4. Панегирическая
«Самой прекрасной в моей поездке оказалась Генуя... город мрамора с садами из роз... как сладко, должно быть, влюбляться на фоне подобных декораций», — писал в середине XIX века Гюстав Флобер, пораженный Новой Дорогой. Тогда роскошная Генуя еще восхищала приезжих. «Здесь есть нечто неописуемо прекрасное, величественное, необыкновенное; Париж и Лондон меркнут в сравнении с этим божественным городом и кажутся неинтересным и бесформенным нагромождением домов и улиц», — писал тогда же Вагнер. В 1853 году в письме к жене он обещал отвести ее на день рождения в Геную: «Мне кажется, это самый лучший подарок».
Но уже к концу века ситуация резко изменилась: город постепенно превратился в промышленный центр, и поездки туда быстро вышли из моды. В начале 1900-х даже такой внимательный путешественник, как Павел Муратов, автор знаменитых «Образов Италии», не счел этот город достойным внимания...
Если благодаря Рубенсу мы можем представить себе первоначальный облик улицы, то образы заказчиков и жителей сохранил его великий ученик Ван Дейк. Многие картины разошлись по чужим музеям, но некоторые вещи остались на прежних местах, лучшие — в Красном и Белом дворцах, названных так по цвету фасадов. Фламандец прибыл в город двадцатилетним и провел здесь несколько лет. Полтора года работы в мастерской Рубенса, хорошо известного в Генуе, были отличной рекомендацией, и местная публика приняла юношу на ура. С его картин на нас смотрят роскошно одетые люди — недоверчивые, меланхоличные, с неровным румянцем на щеках. Женщины — на грани нервного срыва, мужчины на охоте — с лукавым выражением лиц. По маньеристской моде того времени все вытянуто по вертикали, у всех огромные руки и тела и небольшие головы. Фоном служат поэтичные виды лигурийских предместий, которые, если вы никогда не были в Генуе, могут показаться художественными выдумками.
Оба дворца вместе с живописными собраниями в 1874 году были подарены городу их последними хозяевами, герцогом Рафаэле Де Феррари и его женой Марией Бриньоле-Сале. С этого момента началась и музеефикация Новой Дороги (ее нынешнее название — улица Гарибальди) как единого пространства, которая завершилась в 1990-х годах. Тогда убрали движение, подновили фасады, близ каждого здания разместили объяснительный стенд. Сегодня большинство дворцов отдано под офисы. Что же касается благодеяний Де Феррари, то на первом даре они не окончились: в конце XIX века герцог-филантроп дал 20 миллионов лир золотом на реконструкцию порта (это треть всей суммы, остальное выделило королевское правительство). Именно поэтому главная площадь Генуи, оформившаяся как раз на рубеже XIX—XX веков, получила имя De Ferrari, а в порту соорудили шестиметровую статую герцога-банкира (правда, она уже почти 20 лет как снята и реставрируется).
Domenica
Монументальная джинсопись
Год назад в Епархиальном музее в присутствии папы римского Бенедикта XVI была открыта постоянная выставка генуэзских «джинсовых» тканей XVI века, расписанных религиозными сюжетами. Когда-то эти громадные полотна цвета индиго (некоторые достигают трех метров в высоту) украшали интерьеры пригородного аббатства Сан-Николо дель Боскетто. Цикл из 14 фрагментов изображает Страсти Христовы и представляет собой уникальный по сохранности ансамбль монументальной живописи на ткани. Это своего рода прообраз нынешней джинсовки, которая, кстати, своим названием обязана Генуе: когда грубую генуэзскую ткань стали вывозить в Америку, она получила название jeans от неправильно записанного французского имени города — Genes.
Помимо этого, в музее есть великолепный дворик с двухэтажной аркадой. Его раскрыли несколько лет назад — до 1980-х годов в здании располагались обычные квартиры, аркады были закрыты стенами-времянками. В Средние века в комплексе жили каноники собора, их коллективный портрет можно обнаружить на одной из стен галереи. Среди прочих экспонатов — великолепная «Тайная вечеря» Луки Камбиазо, едва ли не самого оригинального генуэзского живописца XVI века, оформлявшего Эскориал для Филиппа II. Большеглазые, примитивно написанные апостолы, в которых подчеркнута их человеческая природа... Эта выставка — еще один важный знак «открытия Генуи» миру. В городе наконец задумались о том, что же действительно стоит показывать приезжим. Может, стоит еще переименовать Епархиальный музей в Музей джинсов, добавив несколько экспонатов из собрания Леви Стросса?
Бесконечный XIX век
В 1797 году Наполеон росчерком пера упразднил восьмисотлетнюю Генуэзскую республику и учредил на ее месте новую, Лигурийскую (по образцу французской). В 1805 году он и вовсе присоединил Геную к своей империи, а в 1815-м Венский конгресс европейских государей «присудил» ее Сардинскому королевству, то есть Пьемонту, нелюбимому соседу-франкофилу (генуэзцы — испанофилы и англофилы), о котором здесь по-прежнему снисходительно говорят: «Горцы, что с них взять?» Тем не менее под властью французов, а затем пьемонтцев город бурно рос как главный порт Сардинского, позже единого Итальянского королевства, а после Второй мировой войны — республики. Тогда же Генуя превратилась в целую агломерацию, были застроены окрестности, появились новые районы вокруг старинного ядра и на холмах — для состоятельных господ, а вместе с ними фуникулеры и смотровые площадки. С тех пор образ и характер Генуи уже мало менялись.
Повсюду стройка, какие-то работы, стучат отбойные молотки, сгребают мусор. Моросит дождик. Тут же на улице, несмотря на непогоду, спокойно сидят как ни в чем не бывало и пьют кофе дамы в роскошных манто. Я остановился именно в этой Генуе, поблизости — все знаковые точки: галереи, театры, кафе, крытая улица с магазинами. В кафе «Манджини» на площади Корветто встречаются адвокаты, банкиры, профессура. С кем бы я ни договаривался об интервью, мне назначали их именно здесь. Уже на второй день меня тут узнавали, спрашивали, как дела, советовали, что попробовать и чем это лучше запить в такую унылую погоду. «Манджини» — едва ли не самое старое из ныне существующих городских заведений — открылось в 1876 году. Табличка на стене напоминает о том, что его посещали Алессандро Пертини, генуэзский журналист, а впоследствии президент Италии, поэт Эудженио Монтале и актеры из соседних театров. Разговорился с барменом: он работает здесь почти 20 лет. Сами хозяева тоже за прилавком — пожилую элегантную даму в кассе время от времени сменяет дочь, на плечах у которой опять-таки манто с искрящимся меховым воротом — по моде 1960-х, которая, кажется, в Генуе актуальна по сей день.
Сама площадь названа в честь экономиста Луиджи Корветто, члена Государственного совета наполеоновской Франции, а грандиозный конный памятник в ее центре восславляет Виктора Эммануила II, короля-объединителя Италии. «Король стоит — большой и нелюбимый», — писал о монументе местный поэт и нобелевский лауреат Монтале. Монарха в Генуе традиционно не любят. Ведь это он подавил восстание в марте 1849 года: тогда генуэзцы требовали от него продолжения войны с Австрией за воссоединение страны. Но король счел это невозможным и подписал мир, а в Геную послал из Турина генерала Ла Мармору, который захватил город и учинил здесь зверства: солдаты (свои же, итальянские, берсальеры) грабили, избивали, убивали... Впрочем, сейчас все эти исторические перипетии позабылись, и статую короля местные жители запросто называют именем экономиста Корветто: «Увидите Корветто — там направо». А напротив, на небольшом холме, стоит памятник еще одному унитаристу — Джузеппе Мадзини, рожденному и похороненному в Генуе теоретику национализма и практику воссоединения страны под республиканскими лозунгами.
От площади Корветто можно пройти галереей-пассажем к упомянутой площади Де Феррари и расположенному на ней зданию Оперы. Галерея построена по образцу знаменитой миланской, только меньше: когда-то здесь царило оживление, но сейчас она опустела, запылилась и служит скорее простым крытым проходом, чем торговым пространством. Непривлекательно выглядит и кафе «Европа», место действия недавнего бестселлера «Партия цемента» про коррупцию в генуэзских верхах. Здесь, согласно книге, продажные чиновники и собирались до последнего времени для обсуждения своих темных дел.
И вот она, площадь Де Феррари — самый центр города, универсальное место встреч и транспортных пересадок. Вокруг по периметру расставлены главные институции Генуи последнего века. Поражает обилие бывшего: бывшая биржа (между прочим, первая в Италии, теперь здесь банк), бывшее морское ведомство (теперь правительство области Лигурия), бывшая штаб-квартира Credito Italiano. Над всем этим возвышается колоссальный куб театра «Карло Феличе», возведенный в 1980-х, — прежнее здание погибло под бомбами в 1940-х. Вызывающе упрощенная неоклассика: «На первый взгляд здание выглядит страшновато, но потом к нему привыкаешь», — говорят генуэзцы. Несмотря на жуткий затяжной ливень, посреди площади бьет мощный фонтан.
Здесь же, на Де Феррари, — конечная остановка пока единственной линии генуэзского метро. Горожане иронизируют по поводу медленного темпа строительства: открыли в 1990 году, с тех пор построили лишь четыре станции: «Разве это метро? Вот в Лондоне или Париже — там действительно метро, а здесь — подземный трамвай». Генуэзцы — вообще известные жалобщики, однако это качество удивительным образом сочетается у них с неизменным чувством собственного достоинства.
Domenica
Взлет и падение Генуи
Генуэзская республика берет начало в конце XI века и сразу начинает обзаводиться колониями — во время Первого крестового похода (1097) 10 генуэзских галер занимают порт Антиохия (ныне — Антакья, Турция). Еще спустя столетие начинается взлет Генуи: договор с византийским императором Мануилом I Комнином (1170) позволяет ей вести активную торговлю в Причерноморье.
Своего военного апогея республика достигает в конце XIII века. К этому периоду относятся знаменитые победы над пизанцами и венецианцами: в 1284 году Бенедетто Заккариа и Оберто Дориа наносят сокрушительное поражение пизанскому флоту близ устья Арно. Спустя несколько лет, в 1290-м, адмирал Коррадо Дориа уничтожил порт Пизы. В том же году в битве при Курцоле адмирал Ламба Дориа разбил флот венецианцев. В течение некоторого времени Генуя господствует в Средиземноморье. Чуть ранее, в 1261 году, генуэзцы помогли Михаилу VIII Палеологу занять византийский трон, за что получили практически монопольные права торговли на Черном море и основали там колонии. Стратегическим плацдармом для их торговли стала Кафа (Феодосия) — ее великолепная генуэзская крепость существует и сегодня. Вслед за ней появились Тана (Азов), Себастополи (Сухуми), Трапезунд (Трабзон). Увы, в 1346 году именно из крымской Кафы в Геную пришла «черная смерть», из-за которой вымерла большая часть населения этого города, а затем и других районов Италии. Начало упадка генуэзской торговой империи приходится на XV век, когда турки лишили город многих колоний. Еще раньше, в 1381 году, в ходе войны за Кьоджу генуэзский флот был разгромлен венецианцами и их союзниками.
Правда, в 1528 году в Генуе «воцаряется» Андреа Дориа (формально он не занимал никаких руководящих должностей, однако де факто управлял городом вплоть до смерти в 1560 году). При нем республика становится союзником испанских Габсбургов, что влечет за собой полтора века процветания и относительной внутренней стабильности. Внешнеполитическая независимость, однако, к тому времени уже фактически утрачена. В 1684-м войска Людовика XIV буквально забросали город снарядами (около 8000), после чего республика вынуждена была согласовывать все свои решения с Францией.
После оккупации Генуи в 1797 году Наполеоном события развиваются стремительно: город включен в Лигурийскую республику, которая вскоре присоединена к Франции, а по решению Венского конгресса 1815 года — к Сардинскому королевству.
Пьяно и море. Век XXI
Лет сорок пять назад по всей длине морского берега была сооружена гигантская автомобильная эстакада — Сопраэлевата. Задумывали ее как временную, но, как и многое временное, она оказалась постоянной. Теперь это крупнейшее внутригородское сооружение длиной 4,5 километра. В центре города эстакада буквально нависает над средневековыми постройками. Днем и ночью она шумит и портит променад вдоль набережной. Но вскоре в ней начинаешь видеть еще одно отражение генуэзского характера. Да, дорога заслоняет панораму моря из города, зато с нее открываются захватывающие виды и на море, и на город. «И главное, — полагает молодой архитектор Андреа Дзандериго, — благодаря Сопраэлевате даже в час пик можно за 5—10 минут добраться до аэропорта». В общем, это — суперпрагматика, решение пусть и не эстетичное, но эффективное.
В конце 1970-х городской совет Генуи решил заняться реконструкцией Старого города, и преж де всего портовой зоны, которую пришла пора выводить на окраину. Для этого решили разделить территорию на несколько участков и раздать их известным архитекторам. Среди семи приглашенных был и генуэзец Ренцо Пьяно. По иронии судьбы это был первый крупный заказ сорокалетнего мастера на родине, притом что Пьяно, один из авторов Центра Помпиду в Париже, уже считался мэтром. На выделенном ему участке порта Пьяно предложил ничего не сносить, а по возможности реконструировать пакгаузы, склады, помещения таможни. Эта идея сохранения и переосмысления промышленной архитектуры была тогда довольно необычной для Италии. Однако ее реализация затянулась на 10 лет: работы начались лишь в конце 1980-х и завершились к 1992 году — 500-летнему юбилею открытия Америки генуэзцем Христофором Колумбом. Издалека эти постройки и особенно самая известная из них — смотровая площадка Биго — могут показаться нелепыми: какая-то белая каракатица, трубы, провода, навесы и подвесы. Но когда, гуляя по порту, проходишь рядом, оказывается, что эти странные абстрактные формы усиливают ощущение морской свежести. В старых складах Пьяно разместил небольшие художественные галереи, кафе, бары и немного офисов...
Это вроде уже и не Генуя, а какой-то город будущего, живущий параллельно, лаборатория не только нового стиля, но и нового видения пространства и городской жизни. Вот пример: тут же, в порту, находится самая знаменитая генуэзская постройка Пьяно — Аквариум, второй по величине в Европе. Он появился, когда генуэзцы уже не знали, что делать: в 1980-х годах заводы и фабрики были выведены на юг, в более бедные области Италии, число рабочих мест неуклонно падало, начинался постиндустриальный кризис (который, к слову, до сих пор не закончился). Идея аквариума как способа привлечения туристов пришла в голову одному члену компартии (впрочем, в Генуе тогда почти все были членами компартии), Клаудио Бурландо: он только что вернулся из американского Балтимора, где посетил аналогичный музей. Ренцо Пьяно сразу согласился проектировать, однако сама идея «музея моря» долгие годы вызвывала среди генуэзцев-скептиков удивление, раздражение, смех — все, кроме понимания. Но Бурландо настаивал, не уставая расхваливать свой проект. И здесь все решил Колумб: в конце концов аквариум был включен в программу чествования знаменитого земляка… Его открытие привело в Геную туристов с палуб средиземноморских лайнеров, которые раньше тут не задерживались. Спустя еще 12 лет, в 2004-м, после завершения первого этапа реконструкции и реабилитации Cтарого города, приезжие стали потихоньку наведываться и туда: до этого турагентства не считали средневековый центр достаточно интересным и безопасным. Впрочем, процесс пока только начинается: за несколько дней я встретил лишь две маленькие группы — одну из Японии, другую из России. Роскошные городские музеи по-прежнему пустуют, но, возможно, к завершению реконструкции к очередному колумбовскому юбилею в 2012 году ситуация изменится.
В общем, Аквариум, видимо, можно считать новым символом Генуи, открывающейся миру. Кроме архитектурного решения он интересен и устройством экспозиции: предполагается, что виды рыб и прочих обитателей вод время от времени будут меняться. Вернувшись в него спустя несколько лет, вы увидите много нового. То же, вероятно, можно сказать и о Генуе в целом.
Сергей Никитин
Наверх страницы