Турин-Париж-Берлин. Толкование сновидений

Турин-Париж-Берлин. Толкование сновидений

Я никогда не боялась летать. Но Гиппиусу накануне приснился страшный вещий сон, полный самых зловещих предзнаменований и нумерологии.

Как известно всем, по крайней мере, с Иосифа, разгадавшего сны фараона, сны никогда не бывают просто так. Можно, не видя регулярных закономерностей в отношениях сна и яви, отмахиваться от толкования сновидений как от мракобесия. Тем не менее, сны, разумеется, являются знаками, симптомами того или иного события, случившегося, возможно, в прошлом, но имеющего влияние на будущее. Сны приходят из нас к нам, из нашей языковой (в самом широком смысле) жизни. Я уже писала, что у каждого человека, вообще у каждого субъекта семиокойне, есть прямой доступ ко всей системе. Иначе просто не может быть, если мы примем себя за часть самой общей системы природы. Просто этот доступ имеет свои уровневые ограничения. Человеческий мозг в состоянии ослабленного контроля сознания, то есть, по сути дела, верификации индивидуального высказывания внешним миром (мозг во время сна работает как бы без привычной подпитки извне чувственным опытом), производит так называемую "чистую мысль". Это чистая внутренняя аналитика, без постоянной сверки ее чувственным опытом другого - внешнего мира. Без внешнего наблюдателя. Собственно, это и есть главный и прототипический виртуальный мир, построенный на основе реального, то есть являемого нам органами чувств во время бодрствования сознания, но довольно сильно от него отклоняющийся. То есть это как бы бесконтрольная память, вернее, реминисценция нашей жизни во внешнем мире. Да, включая художественную литературу и кинематографа. Верификация внешним миром тут выглядела бы в варианте просмотра конкретного фильма, аллюзии на который наблюдались во сне. Можно, что называется, почувствовать разницу.

В принципе, весь язык семиокойне содержит всю память семиокойне в свернутом в каждом локальном хроно-топосе виде. Поэтому мы можем во сне увидеть нечто такое, что не подавляется привычной каждодневной мелочной суетой, акциденцией, которая влияет на реальное развитие в очень малой степени. Во сне мы можем увидеть то, как будет происходить на самом деле. Но реальность нам смешает все карты Потому что в реальности мы не одни управляем событиями, события складываются из множественных локальных договоров и выборов. Они никогда для нас до конца не предсказуемы, хотя предсказуемы, конечно, в определенной степени. Ну и кроме того, в реальности в нас включается жесткий наблюдатель - самокритик, верифицирующий наши желания и ограничиваюющий нашу свободу выбора. Во сне-то он спит.

И тем не менее, вернее, благодаря этому контролеру, мы можем управлять, формировать (до какой-то степени, разумеется!) нашу реальность, то есть будущее, в которое мы движемся. Предчувствия здесь очень помогают. Предчувствия - это интуитивный просчет ситуации и ее последствий. Обсчет самого широкого контекста в мозгу с различной степенью убедительности и аргументированности. Ну помните историю с теоремой Ферма? - доказательство ее показалось математику слишком длинным, чтобы его записать. Но он-то его видел, просто лень было записывать. Думаю, что видел в самых общих чертах, видел неопровержимую логику, пояснения к которой заняли бы слишком много места, чтобы на них потратиться.

В реальности с этой логикой, данной во сне интуитивно, можно и нужно работать. Можно подстелить соломки. Часто так и происходит. Человек видит плохой сон, он становится поосторожнее, и ничего плохого с ним не случается. Это оттого что сон был неверный? А почему не оттого, что человек позаботился скорректировать свое поведение?

Гиппиус после бессонной ночи дождался меня в скайпе и рассказал свой провидческий сон. Все складывалось как нельзя более неблагоприятно. Мне лететь, а тут такое: драматическое явление умерших предков и прочие недвусмысленные намеки о предстоящем ударе судьбы. Гиппиус сказал: просто будь очень внимательна и осторожна. Наблюдай за людьми. Садишься в автобус, выбери самое безопасное место. Смотри по сторонам, когда переходишь улицу, направо-налево. Ты летишь на самолете, присмотрись, кто летит вместе с тобой. Понятно, у Гиппиуса долгий опыт жизни в Израиле. Я тоже разок видела, что это такое в Израиле. Не беспокойся, любимый, - сказала я, - при нашем уровне доступа к языку мы можем позволить себе побороться с любыми предзнаменованиями.

Я короткими перебежками добралась от своего отеля до шаттла в аэропорт, распространяя по пути разумное, доброе и вечное. А именно, отдыхая на скамеечке под аркадой (мне действительно было физически очень хреново, спазмы и прочая дисфункция всего, нести рюкзак мне было почти не по силам - каждые 15 минут я просто садилась куда попало), я подала немножко денег проползавшей мимо нищенке, явно в еще худшем, чем я, физическом состоянии, а заетм, на следующей скамеечке, наглядно показала сидевшему рядом молодому марокканцу, не говорившему по-английски, что остается в фильтре мундштука после одной сигареты и после 20ти. Мы с ним мило покурили, он собирался на мне жениться, и это все - он по-итальянски, я по-английски. То есть я постаралась быть так добра к этому миру, как только могла в моем плачевном состоянии. В шаттле я села посередине салона и пристегнулась ремнем безопасности.

В аэропорту уже на воротах я стала присматриваться к пассажирам. Разумеется, я понимала, что это все паранойя, и что так вообще-то не бывает, что мракобесие. И тем не менее, я присмотрелась, на всякий случай. Как известно, Бог бережет именно береженого. И среди более или менее нейтрального сборища лиц - французские школьницы, сумасшедшие ученые, инвалиды на колясочках, растаманы и арабы-спекулянты - было одно, которое почему-то выпадало, не вписывалось в общую систему. Молодой парень неопределенно-южной этнической принадлежности. Мог и француз оказаться, и иитальянец, и араб. Высокий, накачанный, с плоским животом и рюкзачком. Он сидел на скамеечке и тупо смотрел в свой билет. При этом в нем чувствовалось очень странное сочетание собранности и нервозности. Так спортсмен может выглядеть перед соревнованием. Ничто, казалось бы, не выдает в нем волнения. Нет, отвечаю зубоскалам, парашюта за ним не волочилось. Но я насторожилась.

Я присматривалась к парню и вертела мотивацию своих действий: это глупо, это полный идиотизм, вот ты сейчас всех тут поднимешь на уши из-за идиотских предсказаний и паранойи. Ну и так далее. Потом я сгенерировала формулу-мем, которая меня во всех дальнейших действиях оправдала: I know it's stupid, but it's better to be stupid than dead.
https://egmg.livejournal.com