Это mare – на всю жизнь

https://www.gazeta.ru/travel/2005/09/07_a_376645.shtml

Ничего подобного. Никогда я не мечтал побывать в Неаполе в ранней юности. Просто это был такой специальный параллельный мир, куда никто из нас ни в коем случае не попадает, но в котором мы постоянно пребывали в те пятидесятые годы, чтобы было чем дышать.

Это было время Берии, Маленкова, Кагановича и Хрущева. Так они думали. На самом деле это было время, когда была опера, неаполитанские песни, Эдуардо де Филиппо, Джузеппе де Сантис, "Нет мира под оливами", "Два гроша надежды", "Молодой Карузо", Витторио де Сика, Висконти, Альберто Сорди и вся эта неземная музыка, узкие улицы, веревки с бельем и просвечивающим сквозь него Неаполитанским заливом, Джина Лоллобриджида, идущая босиком по выжженным солнцем холмам Кампаньи, дорога в Реджо Калабрия и этот нескончаемый черно-белый сон, гораздо более настоящий и красочный, чем окружающий мир.

Прошло пятьдесят лет и оказалось, что туда можно купить обыкновенный авиабилет, набрав в интернете адрес Экспидии или Орбиц.

Самолет на вираже мягко гладит крылом побережье Чивиттавекья, куда коварный Скарпиа выписывал липовый пропуск Флории Тоске, и садится в римском аэропорту Фьюмичино имени Леонардо да Винчи. Да, именно так, все в сборе.

В Риме мы уже бывали и могли бы прилететь прямо в Неаполь, в аэропорт Каподичино, но настоящий ценитель этих мест въезжает в Кампанью по Аутострада дель Соле.

Плакат с фотографией этой дороги много лет висел на моем рабочем месте, там, где должен висеть портрет вождя, поэтому мы подходим к стойке проката автомобилей взять заказанную машину. Раннее утро. Сонный клерк с лицом раннего Уго Тоньяцци долго изучает распечатку нашего заказа, включает компьютер, принтер и что-то еще.

Ждет.

Снова с мукой на лице читает нашу бумагу. Вот он, настоящий неореализм. Где Росселини?

Неправдоподобно медленно начинает печатать. После самоистязания печатанием брезгливо вглядывается в плоды труда своего. С остервенением комкает бумагу и неистово рвет ее на мелкие клочки. Бросает в урну. Начинает все сначала.

Затем сцена повторяется. Снова комкает и рвет. Но уже немного в другом ключе. Он уже не так ненавидит эту бумагу, он уже немного смирился, все равно ведь придется... Снова сгибается над клавиатурой.

Мы с женой переглядываемся. Но ведь мы делаем это бесшумно, почему он мгновенно вскидывает голову и обдает нас взглядом? Каким! В нем презрение, сострадание, нежность, отвращение, гнев, раскаяние, подозрение, любовь и ненависть.
Так может смотреть только настоящий римлянин.

Правильно сделали, что не полетели сразу в Каподичино.

Бумага наконец готова, но готов и наш римлянин. Он уже более ни на что не способен. Страшно подумать, как он переживет весь предстоящий рабочий день.

Ключи на стойке. Он в бессилии откидывается в кресле и мы спрашиваем, куда теперь идти. Настоящий римлянин с трудом делает едва уловимое движение головой, направленное в никуда. Там мы и находим наш Ситроен С2, выбираемся на кольцевую и наконец мчимся по Страда Дель Соле на юг. "О, Соле мио..."

Пара часов прекрасных пейзажей – и наконец мы плавно въезжаем в ад.

Нас предупреждали все путеводители и живые люди: не вздумайте ездить в Неаполе на машине. Они не знали, что мы тут фактически родились и провели свои лучшие годы. Может быть, кому-то это непонятно, как можно ехать по улицам, где все едут и идут по диагоналям, все, включая грузовики, обезумевшие "моторино" (мотороллеры) и коляски с младенцами, но нам все это привычно и легко. Так же легко мы найдем наш отель "Виола" на Виа Палермо, что недалеко от Пьяцца Гарибальди... Вот сейчас налево и следующий квартал... Нет, здесь одностороннее. Так, а тут тупик, а тут ремонт. Где мы?

- Эй, где тут Виа Палермо? – кричим через улицу.
- А вы сами откуда? – кричат с той стороны.

Движение останавливается.
- Мы из Чикаго.
- О! Мамма, я был в Чикаго, у меня там тетя в Виллинге!

Вокруг машины собирается толпа. Темнеет. После взаимного обмена впечатлениями и биографиями, решаемся снова поднять вопрос о местонахождении Виа Палермо и отеля "Виола".

- Это тут рядом! Диретто, дестро, дестро, синистро, дестро!
- Нет. Синистро, дестро, синистро, диретто, дестро! – возражает толпа.

Ночь, мы все еще делаем дестро – синистро – диретто. У роскошных ворот какого-то официального здания стоят два карабинера.

- Виа Палермо? Это здесь, вот в эту улочку въезжайте, пересечете площадь и прямо там.
- Но сюда машина не влезет.
- Ничего, мы подстрахуем, езжайте.

Протиснувшись в проход, выезжаем на площадь, наглухо огороженную со всех сторон чугунной оградой. Это городской сквер. О том, чтобы выехать обратно по той же щели между домами, не может быть и речи.

Мы в западне. Разбирать Ситроен и выносить по частям?

Сирена. К ограде с наружной стороны подъезжает полицейская машина.

- Эй, что вы там делаете? Как вы туда внесли машину?

Из машины выходят две полицейские девушки и офицер. Мы арестованы, у нас отбирают права. Объясняем, что мы не виноваты, нас сюда завели два нарядных карабинера. Офицер, едва поместившись в проходе, идет к ним выяснять.
Возвращаясь, говорит:

- Да, вы правы. Это два идиота. Сейчас мы отвезем вас в отель "Виола".

Полицейская девушка идет по центру прохода, мы протискиваемся вслед, нас встречает патрульная машина и офицер велит ехать за ними. Включается сирена, вращают глазами мигалки, кортеж медленно пилит по скверам, тротуарам, дворам и лестницам.

Видимо, другой дороги к отелю нет. На недоуменные взгляды попадающихся полицейских наши проводники отвечают: «Эти с нами».

Отель "Виола". Узкий кривой коридор между домами, до вторых этажей засыпанный мусором, и есть вожделенная Виа Палермо.

Мы объясняем портье, что выбрали их отель потому, что на его сайте сказано о бесплатном паркинге.

- Да, это правда. Ставьте машину на улице там, где найдете место.
- А бесплатный паркинг?
- Да, это совершенно бесплатно.
- А как насчет безопасности машины?

Портье делает специальный неаполитанский жест, который в переводе на вербальный язык означает: "А фиг его знает. Может, угонят, а может, нет. Если и угонят – невелика беда".

Мы так не хотим и вообще сейчас уедем. Портье, бормоча под нос проклятия, выходит из-за стойки, бешено хватает фикус, стоящий на корявой стальной подставке, хватает эту подставку и с необъяснимой звериной ненавистью впихивает ее между колесом машины и колесной аркой. Загоняет ее поглубже сокрушительным пинком ноги: "Если ее захотят угнать, я услышу".

Рано утром мы выковыриваем из-под крыла кошмарный протез и беспрепятственно уезжаем в первую прогулку. Портье беспробудно спит, аккуратно вставив голову между компьютером и телефоном.

Первая поездка, конечно, на Капри. Садимся на Моло Мерджелина в катер на подводных крыльях и мчимся к острову.

Море. Нет, это настоящее "маре" (mare), как его тут называют. От просто "моря" отличается повышенной концентрацией всего – цвета, запаха, блеска, вкуса, и еще тем, что над ним царит Везувий.

Похожие материалы

https://www.gazeta.ru/travel/2005/09/08_a_380332.shtml

На том самом месте, где Бунин нанял пролетку, чтобы подняться в Анакапри, берем такси и едем в горы, в тщательно спрятанный там от посторонних глаз городок Анакапри, или Старый Капри, лежащий у подножия горы Монте Солара. На вершину горы ведет канатная дорога: ты сидишь на подвесной скамейке внутри бесконечной синей вселенной, сделанной из моря и неба, а под ногами проплывают виноградники.

Когда я читал, что Бунин встречал в Анакапри людей, которые не были нигде, кроме своего городка и даже вниз на Капри не спускались ни разу за всю жизнь, я удивлялся тому, какие они недотепы. Побродив по Анакапри, понял, они мудрые люди. Ну куда отсюда вообще надо ездить! Здесь уже все, приехали.

Сорренто виден, Неаполь виден, Везувий виден, а под ним и Помпеи, вокруг, насколько может охватить взгляд, сплошное mare.

Спустившись в собственно Капри, убеждаемся в полном отсутствии следов Владимира Ильича и Алексей Максимыча, зато в постоянном присутствии духи императора Тиберия и зловещего инженера Круппа. Его огромная вилла царит над островом, как и большой парк, тоже им построенный, и тропинка Виа Крупп, серпантином спускающаяся по отвесной скале к морю, откуда видны хрестоматийные силуэты трех скал, торчащих из моря – это Фаральони, старшие сестры наших (дважды бывших) Одалар в Гурзуфе.

Вернувшись, ужинаем на Моло Мерджелина с видом на маре и чернеющий на пунцовом фоне закатного неба силуэт Капри.

В Неаполе надо есть пиццу, только пиццу и ничего, кроме пиццы. Заказываем пиццу Маргарита.

Официант с лицом Тото долго смотрит на нас и печально уходит. Через полчаса возвращается с огромным меню и показывает десятки разных пицц на картинках: пицца каприччиоса, пицца маринара, прошютто, мозарелла и так далее.

"Но все это не пицца, хотя называется и выглялит как пицца. Вы пришли в кафе джелато, – говорит он. – Все это вокруг – это Мерджелина, – он молитвенно закатывает глаза к небу, – а это кафе джелато, капито?"

Тото входит в роль учителя начальной школы для умственно отсталых детей – "дже-ла-то, мороженое, айскрим, капито?"

То есть здесь подают мороженое, загримированное под пиццу. Постмодернизм какой-то.

- Си, си, каписко. Принесите что-нибудь не мороженное, мы уже не в силах искать другое заведение.

Пьем Мерло с совершенно сказочными, огромными, как сливы, маслинами. Тото довольно вращает глазами. Солнце окончательно садится, силуэт Капри на заднике сцены исчезает.

На следующий день большой автопробег: отель "Виола" – Помпеи – Сорренто – Позитано – Амальфи – Вьетри суль Маре – отель "Виола".

Вокруг полуострова Сорренто и знаменитого Костьеро Амальфитано – Побережья Амальфи. Нет ничего легче, чем проснуться чуть свет в отеле "Виола". Это не туристский район, а настоящее чрево Неаполя. Часа в четыре утра начинают грохотать мусороуборочные машины и сразу после них – многочисленные пикапы и фургоны, сгружающие и загружающие товар возле каких-то складов, мастерских и лавок. Грузы почему-то с остервенением швыряют с большой высоты, что превращает предутренние часы в настоящую пытку.

Вытащив из-под крыла подставку для фикуса, выезжаем на рассвете по булыжной мостовой. По карте пытаемся выехать на восемнадцатую дорогу, которая идет вдоль залива. Навстречу полицейская машина.

- Вы едете в сторону, противоположную движению. Это односторонняя улица.

- Извините, мы сейчас развернемся.
- Ни в коем случае. Езжайте до перекрестка и там повернете, куда вам надо.
- Нам на восемнадцатую дорогу.
- Тогда езжайте по этой улице дальше и никуда не сворачивайте. Но помните, что вы едете против движения.
- Коммендаторе, неаполитанская полиция – лучшая в мире.
- Я знаю.

В Неаполе убеждаешься в абсолютной вредности правил дорожного движения. Я уверен, что там, где их никто не соблюдает, очень мало аварий.

Без правил надеешься только на свою осмотрительность, а не на то, что кто-то не поедет на красный или не развернется из правого ряда. Участники движения без правил чрезвычайно предупредительны друг к другу. Иначе ничего не выйдет. Все уступают всем дорогу. Это самоорганизующаяся система, а не система, управляемая извне с помощью жестких запретов. Общеизвестно, что самоорганизующаяся система гораздо более эффективна. Именно она помогла нам выжить на головокружительных серпантинах Амальфи и узких коридорчиках между домами Сорренто.

В Сорренто вообще едешь будто по большой коммунальной квартире с сундуками, забытыми колясками, велосипедами, детьми, собаками, котами, ковриками, цветами, столиками и стульчиками с бабушками и дедушками, тазами с рыбой и мисками с маслинами.

Если найти место и остановиться на каком-нибудь крохотном пятачке, откуда видно маре, там наверняка будут сидеть две-три няни с детьми. Со стопроцентной вероятностью одна из них будет Галя с Донецка, а вторая Оксана с Чорновиц. Если же по крутой узкой улице-лестнице взбирается огромный бельевой шкаф или холодильник, то ноги под ним принадлежат отнюдь не Труфальдино из Бергамо, а, скорее всего, Андрию с Житомира.

В Амальфи сидим в уличном кафе перед собором Сант Андреа, построенном в девятом веке и потому с сильным византийским привкусом.

Бронзовые двери отлиты в 1000-м году в Константинополе, все остальные детали добавлялись постепенно в течение тысячи лет, поэтому Сант Андреа – живая история архитектуры. В окне жилого дома, плотно приставленного к собору, маячит мужчина с пышными седыми усами, очень похожий на Массимо Джиротти. Вот так вставать каждое утро и смотреть из своего окна сначала на Сант Андреа, потом на витрину керамической мастерской напротив, потом сквозь арку ворот – на маре.

Назавтра отдыхаем от вождения. Метро до Поццуоле, оттуда на пароме на остров Искья.

Метро, выехав из центра, постепенно становится обыкновенной электричкой, а пейзаж за окном, заполненный типичными хрущевскими пятиэтажками, выглядит точь-в-точь как пятый микрорайон в Баку. Остров Искья, точно так же как Капри, сторожит Неаполитанскую бухту, но с противоположной северо-западной стороны. Остров не менее живописен, чем Капри, просто менее известен – потому, что туда в свое время не занесло императора Тиберия.

Это гастрономическая поездка. Мы читали. Рыбацкие деревни, рыбные ресторанчики, фрутти ди маре. Хватит мороженым питаться.

Это неправда, что в Неаполе кругом сплошная пицца. Ее еще нужно найти среди сплошных джелато. Они тут помешаны на мороженом. Думаю, это задержавшееся детство. Они ведь маммини, маменькины сынки. Повсеместное мороженое реализует их детские мечты.

Итак, высаживаемся на Искья Порто. Слева Арагонский замок 15-го века. Кастелло Арагонезе. Такси в середине площади.

Круглый суетливый Франческо везет нас в деревушку Форио. Мы ему так сказали, знаем, что там полно рыбных ресторанов. Я открываю окно и снимаю видеокамерой. Как только включаю запись, Франческо останавливает машину.

- Не надо останавливаться, это не фото, я хочу снимать с движения.
- Ва бене. Я понял.

В следующий раз то же самое.

- Не надо тормозить, езжайте себе, не обращайте на меня внимания.
- Ва бене. Я просто хочу как лучше.

На бешеной скорости минуем Форио.

- Франческо, нам надо в Форио!

- Вы сказали, что хотите поесть рыбу на берегу. Я везу вас на такой берег, где есть такая рыба, которую вы не поедите больше нигде. Это тут рядом.

Огибаем половину острова и спускаемся к пляжу Читара. Знаем – этот пляж считается самым красивым на Искье. Вид потрясающий, полумесяц песка между гигантскими скалами и маре. Останавливаемся у какого-то сарайчика, откуда выходит босой мужичок в майке. Франческо подходит к нему и громовым шепотом сообщает:

- Лука, эти инглези, они хотят рыбу.

То есть мы еще и инглези... Лука скрывается в сарайчике и через пару секунд выходит в свежей рубашке и начищенных туфлях. Ясно – это одна компания, Франческо, Лука и сыновья наверно еще где-то тут поблизости.

- С вас сорок евро, – говорит Франческо.
- А на счетчике всего пятнадцать, – говорим мы.
- Но я все время останавливался, вы же снимали, а это двойной расход бензина. Хорошо, давайте двадцать. Вот моя визитка, когда соберетесь назад, позвоните и я за вами приеду. (Как же, еще чего!)

Лука приглашает нас на террасу со столиками. Но мы еще не голодны, мы хотим погулять вокруг.

- Нет, сначала будете есть, а потом гулять, – строгим голосом обьясняет Лука.
- Но в туалет хотя бы можно? – робко сопротивляемся.

Терраса прямо у воды, волны накатываются почти до самых ног, рыба свежайшая, белое вино ледяное, хлеб горячий, маслины чуть-чуть замаринованы, вкус неземной.

Мы так и не погуляли. Поэтому обратно в порт решаем идти пешком. Дорога, впрочем, оказывается не такой короткой, как виделась из такси. К тому же горная, вверх – вниз. Зато мы на время становимся местными жителями. Раскланиваемся со встречными, заглядываем в лавочки, нюхаем цветы, высовывающиеся из-за забора, прижимаемся к стене, когда проезжает машина. Никаких туристов.

В порту выясняется, что наш рейс перенесен на два часа и мы получаем самые лучшие два часа за всю поездку. Или за всю жизнь.

Идем по берегу от порта и останавливаемся у причалов с рыбацкими лодками. Никуда не надо спешить, здесь нет никаких достопримечательностей. Солнце село, вода стала темнофиолетовой и тяжелой, как оливковое масло. Буруны от катеров ослепительно белые. На невидимом отсюда соборе отзвонили колокола и наступила беспредельная тишина. Сидим на бухтах красных веревок, пахнет высыхающими сетями и никого нет. Кроме двух мальчишек с одной удочкой и пожилого, дочерна загорелого рыбака в лодке, штопающего сеть толстой деревянной иглой. Думаю, он делает это уже две тысячи лет и игла наверняка все та же.

Конец нашей неаполитанской жизни. Расплачиваемся с владельцем отеля.

Он говорит, что если мы не против, он возьмет с нас наличными вместо того, чтобы снимать деньги с кредитной карты. Тут я совершаю непростительную ошибку и спрашиваю: "А не получится, что таким образом мы заплатим дважды?" Он молча выходит из-за стойки и вплотную подходит ко мне. Периферия сознания отмечает, что он похож на Альберто Сорди, только поменьше ростом. Он говорит:

- Этот отель перешел ко мне от моей маммы Виолы. Она говорила мне: "Винченцо, если люди перестанут доверять тебе, значит ты дал им повод. Скажите откровенно, какой повод я дал вам для недоверия?" Его глаза увлажняются. В моей голове звучит оркестр палермской оперы Театро Массимо. Играют финальную сцену "Каваллерия Рустикана" (Сельская Честь) Масканьи. Сейчас будут убивать Туридду.

- Простите. Дурацкая чикагская привычка все перепроверять.
- Счастливого пути.

Возвращаемся по Страда дель Соле. Справа на высокой горе монастырь Монтекассино. "Алеют маки на Монтекассино..."

- Обидели хорошего человека и его мамму, – говорю я монастырю. Монастырь медленно исчезает за поворотом.

Чтобы побывать где-то, не "посмотреть", а именно "побывать", нельзя ездить с тургруппой и экскурсоводом. Смотришь вокруг сквозь дымчатое стекло хорошо кондиционированного автобуса, слушаешь гида. Но ведь это можно сделать, не вставая от домашнего телевизора. В чем собственно разница? Ну, окно побольше. И все.

Чтобы побывать где-то по настоящему, надо там быть одному, максимум – вдвоем. Самому добывать пищу, ночлег, транспорт. Обязательно заблудиться пару раз.

Пытаться добраться куда-нибудь, общаясь с местным населением, не зная языка. Страдать, искать и находить. Вот, что такое путешествовать. Запомнить на всю жизнь. А групповой туризм это суррогат, самообман.

Оставайтесь путешественником. Не позволяйте никому сделать из вас туриста.