Вчера народному артисту России исполнилось 75 лет

Ой, я как раз вчера читала интервью с ним. Мне очень понравилось, хотела поделиться. Там как раз и про эпиграммы есть.
Зебра, спасибо.
Валентин Гафт: «В Минске на съемочную площадку ко мне пришел вор в законе»
Пишешь, говоришь или думаешь: «Валентин Гафт» — и в конце непременно (даже в мыслях) восклицательный знак! Народный артист России, король эпиграмм и автор философских стихов, лирик и трагик, Казанова и схимник, он любим публикой во всех своих ипостасях, хотя в то же время нежностью со стороны коллег не избалован. Еще бы: на киношно-театральную богему его фамилия (резкая и отрывистая, словно щелчок хлыста) действовала всегда, как лампочка — на собаку Павлова, только у одних персонажей, пострадавших от гафтовского остроумия, при этом выделялась желчь, а у других появлялась растроганная улыбка.

Сам Валентин Иосифович далеко, естественно, не однолюб, а вдобавок, по словам окружающих, достаточно неуживчив и резок. Партнеры по сцене не разговаривали с ним, бывало, годами, в театральных кругах язвили, что он «съедает режиссеров, как ребенок конфеты». Писатель-сатирик Григорий Горин даже установил как-то, что «Гафт — это не фамилия, а диагноз».

Тем удивительнее, что в прошлом году актер отметил 40-летие своей работы в легендарном, почти уже забронзовевшем «Современнике». Загадочное постоянство? Как сказать... Когда в годы застоя из-за анонимок его и Квашу не пустили на гастроли по Скандинавии, ехать отказалась вся труппа — и это несмотря на то, что билеты на спектакли в Стокгольме и Осло были проданы и продюсер нес колоссальные убытки... Гафт этого не забыл.

Сегодня он, прославленный артист («массово узнаваемый, примелькавшийся» — поправляет Валентин Иосифович), готов ради «Современника» на жертвы и подвиги, и примеров тому сколько угодно. Где еще найдете вы смельчака, способного вынести из театра на руках (несмотря на застарелые проблемы с позвоночником!) дебелую зрительницу, которая пришла к Лие Ахеджаковой на служебный вход и потребовала вернуть за непонравившийся спектакль деньги? Знаете ли актера, который постеснялся бы получать отнюдь не лишнюю в семейном бюджете зарплату, поскольку три года болел и не приносил коллективу пользы? Многие ли, подобно Гафту, отвергнут съемки в рекламе, потому что теоретически это может нанести ущерб делу?

...Что интересно, теперь жертвы гафтовских эпиграмм гордятся посвященными им строками больше, чем любой из театральных или кинопремий — это ведь не секрет, что Валентин Иосифович удостаивал своего внимания только людей талантливых, и нынешним кумирам о таких знаках отличия остается только мечтать. Правда, в последнее время Гафт стал менее язвительным и саркастичным, и даже более того — пострадавшим от его несдержанности неоднократно приносил извинения.

«ВИДЯ ЖИЗНЬ НА УКРАИНСКОМ ХУТОРЕ, Я ГОВОРИЛ: «ОБЯЗАТЕЛЬНО ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ РАССКАЖУ»

— Детские воспоминания связаны, знаю, у вас с Украиной, с бабушкой, которая жила...

— ...в Прилуках Черниговской области. Все лето я проводил у нее и у наших близких друзей на хуторе Руда, в селе Варва. Журавли, белые хаты с соломенными крышами, глиняный пол с расстеленными дорожками, а еще иконы и полотенца — как их у вас называют?

— Рушники...

— Да (теплеют глаза), да. Печки, лавки, вкуснейший борщ с чесноком — это все 45-46-й годы, когда оставшиеся в живых солдаты возвращались из Германии после войны. Перед глазами до сих пор встречи, объятия, слезы и чемоданы, откуда извлекались трофеи.

В селах это было жуткое время: налогом облагали каждое деревце — вишенку, яблоньку, переписывали, у кого один поросенок, а у кого два. Колхозники жили без паспортов, получали на трудодень полкопейки, и, видя все это, я говорил: «Обязательно товарищу Сталину расскажу».

— Рассказали?

— (Вздыхает). Это была очень нелегкая жизнь, хотя мы приезжали в Украину, как на курорт: подышать свежим воздухом, молочными продуктами подкормиться...

— С тех пор что-то по-украински вы помните?

— Конечно же, помню. (Хитро прищуривается). Шо вона лiзе — я з нею свиней пас, чи шо?

— 21 июня 1941 года ваша семья собиралась в Прилуки, но спасла, по сути, нелепая, как тогда казалось, случайность...

— (Удивленно). Так вы все обо мне знаете! Действительно, мы должны были выехать в субботу, 21-го, с пересадкой в Бахмаче. Наша домработница Галя отстояла за билетами целую ночь, но квиточки ей подсунули липовые.

Пришлось снова идти в кассу, отъезд передвинулся на день, а 22-го по радио выступил товарищ Молотов и объявил, что началась война. Если бы не какая-то аферистка (я впервые тогда это слово услышал), мы попали бы под бомбежку и вряд ли бы кто-то уцелел.

До сих пор меня тянет в Прилуки, хочу посмотреть на хутор Руда. Разве забыть эти замечательные женские лица, да и не только лица? В этой палитре все: теплые южные ночи, утопающие в зелени сады, кони, яблоки, кукуруза, коровы, которых загоняли домой, и каждая знала свою калитку. Люблю Украину, к тому же у меня родом отсюда и мать, и отец.

«ПОЛУЧИВ ПОЩЕЧИНУ, БЕРИЯ УЛЫБНУЛСЯ. ФЕДОРОВУ ПРОВОДИЛИ К МАШИНЕ, ДАЛИ БУКЕТ ЦВЕТОВ И УВЕЗЛИ В ТЮРЬМУ, ГДЕ ОНА ПРОВЕЛА ПОЧТИ 10 ЛЕТ»

— После выхода этой ленты на экраны вы с настоящими ворами в законе беседовали? Они вашу трактовку одобрили?

— Ко мне просто подъехал как-то один из них. «Вы меня можете сдать, — говорит, — я в розыске...» — и на мою реакцию смотрит.

«Извините, — отвечаю, — такими вещами не занимаюсь», а он между тем продолжает: «Моим друзьям очень хотелось бы, чтобы вы пришли к нам на сходку». От приглашения я наотрез отказался: «Нет, что вы — это была только роль, понимаете? Я артист и ничего в вашем деле не смыслю».

Еще одна встреча была в Минске — мне сообщили, что со мной хочет познакомиться вор в законе. Ну куда денешься?

На съемочную площадку пришел человечек — маленький-маленький, симпатичный, глазки востренькие, и вокруг то ли свита, то ли охрана — такие гиганты. «Как поживаете? Вам ничего не нужно?». Подарил пару бутылок водки, всего хорошего пожелал и сказал на прощание: «Если что, обращайтесь».

Вот так, но я не думаю, что это моя заслуга. Сейчас вообще со счета собьешься — столько картин о ворах вышло, а наша тогда, в 88-м году, была первой...

— Евгений Александрович Евтушенко снял в свое время очень хороший, на мой взгляд, фильм «Похороны Сталина», а вы, знаю, видели, как все это не в кино происходило, а наяву, в реальной жизни...

— Была страшная давка — мы с Володей Кругловым (моим закадычным приятелем) так до Дома Союзов и не дошли. Спрятались в каком-то подъезде, даже там ночевали, а одного мальчика из нашего класса задавили насмерть.

На прощание со Сталиным мы не поспели: оказались на Красной площади, когда его уже хоронили, зато стояли совсем близко к Мавзолею. Выступал Берия — я до сих пор помню низко, по самые брови, надвинутую шляпу, кашне и воротник, поднятый так, что видны были только рот и пенсне. Мне почему-то тогда показалось: вот абсолютный образ шпиона...

— По-моему, это не только вам показалось...

— Да (улыбается), это точно, а спустя годы мне приходилось играть Берию...

— ...в «Пирах Валтасара»...

— ...и в картине «Затерянный в Сибири». Мне, кстати, очень помог образ, увиденный на трибуне: «Кто не слеп, тот видит... Дело Ленина-Сталина... Усилить бдительность» — и все это под аплодисменты!

— А вам не страшно было играть Берию — вы же наверняка, в этот образ вживаясь, примеряли на себя его поступки, внутренний мир, даже мысли?

— Знаете, перед тем как сниматься в «Пирах Валтасара», я просмотрел множество фотографий Лаврентия Павловича. Внешне я совершенно на него не похож — это совсем другой человек, но надо было ухватить суть.

Есть выступление его, когда, подстраиваясь под Кобу, он говорит: «Это трудная работа... Это...». Они, между прочим, близки: и Иосиф Виссарионович, и Берия, — и играть их приблизительно в одной тональности надо.

Сегодня, кстати, многие пытаются быть такими, потому что в этом есть что-то солидное, значительное, угрожающее. Подобные люди излучают страшный покой.

— Берия был актером?

— Думаю, актерство в них всех присутствовало... Сейчас про Берию говорят очень много — и хорошего, и плохого, но я знаю историю мамы Вики Федоровой — знаменитой (впоследствии, уже при Брежневе, убитой у себя дома) актрисы Зои Федоровой: она мне лично рассказывала, как Берия вызвал ее к себе.

Лаврентий Павлович, который любил женщин особенно (во всяком случае, ему это приписывают), вышел в одном халате, наброшенном на голое тело. Зоя Алексеевна влепила ему пощечину, Берия улыбнулся, ее проводили через калитку к машине, дали букет цветов и увезли в тюрьму, где Федорова провела почти 10 лет.

— О той пощечине она пожалела?

— Думаю, нет — не тот характер...

«ЖЕНЕ СКАЗАЛИ: «ВЫ МАНЕКЕНЩИЦА? ВОН ТА ПРОСТИТУТКА, КОТОРАЯ ХОДИТ ПО ПОДИУМУ? ИДИТЕ ОТСЮДА, ВАМ НЕ МЕСТО В КУЛЬТУРНОМ УЧРЕЖДЕНИИ»

— Вы утверждали, что юмором якобы никогда не занимались всерьез, тем не менее у всех наших знаменитых сатириков столько не в бровь, как говорится, а в глаз эпиграмм, сколько из-под вашего вышло пера, разом не наберется...

— Да (соглашается), их немало, но еще больше мне приписывается. Многие вообще думают, что Гафт — не фамилия, а издательство.

— Какие из маленьких произведений, гуляющих долгие годы по миру под вашим именем, писали не вы?

— Ой, их хватает, но перечислять не буду. Если нравится людям — пускай, а вообще, все это как-то случайно делалось, для капустников, а потом неожиданно для меня стало распространяться от Москвы до самых до окраин.

Время от времени и книжечки мои выходят. Недавно был в Питере, смотрю, лежит на раскладке новая, написано: «Гафт. Эпиграммы». Открываю: одна эпиграмма моя и 30 — чужих, а в интернет и вовсе боюсь заглядывать — там едва ли не все ложь.

— Мне один очень хороший актер жаловался: «Гафт злой, и эпиграммы у него такие же»...

— Вот там и злые, и матерщина сплошная, но ко мне это никакого отношения не имеет.

— Среди ваших эпиграмм много язвительных, ядовитых?

— Злобной нет ни одной.

— Почему же писатель Михаил Рощин посвятил вам такие строки:

У Гафта нет ума ни грамма —
Весь ум ушел на эпиграммы?

— Чепуха это — лучше всего ко мне обратился Ролан Быков:

Мой нежный Гафт,
мой нервный гений,
Храни тебя Господь от тех,
Кто спровоцировал успех
Твоих незрелых сочинений...

В этом весь Ролик...

— Какая из ваших эпиграмм нравится вам больше всего?

— Даже не знаю — по-моему, все это пустяки... Восторгаться и упиваться — этого у меня нет, а наиболее удачная, пожалуй, о Гердте... Вроде бы получилось, и Зиновий Ефимович сам эту эпиграмму охотно произносил:

О, необыкновенный Гердт —
Он сохранил с поры военной
Одну из самых лучших черт:
Колено-он-непреклоненный.

— Если бы в 60-70-е годы существовало понятие «секс-символ», вне всякого сомнения, вас им бы признали... Пристальное внимание дам вы чувствовали?

— Нет, а если что-то и замечал, взаимностью не отвечал. У меня были красивые жены: и первая, и вторая, и сейчас третья Оля Остроумова — мы с ней уже 16 лет вместе. Отвлекаться на сторону мне было незачем.

— Первая ваша жена была моделью?

— Да.

— Вы ее ревновали?

— Тогда представительницы этой профессии были другие — не те, что сейчас. Моя модель — довольно образованный, умный человек, она стала потом театральным критиком: такое вот сочетание.

Когда Лена поступала в ГИТИС, ей сказали: «Вы манекенщица? Вон та проститутка, которая ходит по подиуму? Идите отсюда, вам не место в культурном, а тем более театральном учреждении». Она убежала, а теперь видите...

— Ну хорошо: красивая женщина, наверняка уезжала за тридевять земель на показы...

— Да, она первой объездила мир и много чего мне рассказывала, а мы только гадали: неужели когда-нибудь тоже это увидим?

— Когда вы впервые отправились за рубеж, у вас ничего не перевернулось?

— Перевернулось — еще как! Помню, мы в Швеции с Мишей Глузским снимались, так он все время ходил, приговаривая: «Нет, с этой страной надо что-то немедленно делать — так жить им нельзя...».

— Никогда не хотелось остаться на Западе, как это сделали Нуреев, Барышников?

— Боже упаси! Правду вам говорю: никогда в жизни!

— Вы понимали, что там не будете нужны никому?

— Ничего я не понимал — это внутреннее ощущение, а Барышникову, между прочим, я написал эпиграмму:

Гастролировал балет.
Все на месте — Миши нет.
Оказалось, он — на месте,
Остальные — просто вместе.

— Можно понять: от такой, как Ольга Остроумова, немудрено потерять голову, но и у вас, и у нее были семьи. Рвать там пришлось по живому?

— Нет, потому что, когда познакомились и сошлись, оба были свободны...

— Актеру тяжело жить с актрисой?

— Актриса она в театре, а дома — жена, мать... У нас разговоры о том, кто лучше-хуже, и споры: мол, ты замечательный, а ты нет — исключены, этого Оля не любит. Она совершенно в упомянутом смысле не типична, и в нашем доме «актриса», «актер» — слова оскорбительные.

— Тем не менее, когда бок о бок живут два творческих человека, достигшие вершин в профессии, обычно начинается какая-то взаимная ревность...

— Дмитрий, у нас этого нет абсолютно — ну о чем вы? Я радуюсь ее успехам, она, по-моему, молча радуется моим, если они есть.

— Может быть, я не вправе задавать этот вопрос, во всяком случае, если сочтете его бестактным, не отвечайте... Шесть лет назад внезапно покончила с собой ваша дочь — почему это произошло?

— (Горько). Не уследили. Не уследили! Она и до этого несколько попыток самоубийства предпринимала... Оля была балериной, а хотела стать драматической актрисой. Я мог бы устроить ее в театральное училище, однако...

Курс набирал Женя Лазарев. Я позвонил: «Посмотри, очень прошу. Если она способна, прими, а если нет, никакого блата не надо». Он перезвонил: «Ты знаешь, данных никаких нет, но нет вопросов — возьму». Я отрезал: «Ни в коем случае!».

У Оли начались по этому поводу комплексы, переживания, а потом все какая-то несчастная любовь осложнила. Многое просто совпало, соединилось. Произошло это страшно, и смерть дочери ударила по мне очень сильно.

талантливый артист! обожаю его!