Весна любви

Ранняя весна, в воздухе привкус праздника, предчувствие тайны обновления. Юноша и девушка поднимаются по склону сопки все выше и выше вдоль небольшого ручья. Им приходится пробираться сквозь заросли дикой сирени, березняк и молоденький ельник, путаясь и по временам увязая среди густых лоз дикого винограда, который цепляясь за кустарник и деревья усиками и завитками, соткал на их пути своеобразную сеть. Они ушли так далеко и поднялись так высоко, что уже не слышат голоса отставших друзей, пробирающихся вслед за ними где-то там внизу.
Неожиданно заросли расступились, открыв взору необычайно живописный склон охваченный изумительно-розовым пламенем цветущих кустов багульника.
Словно юркие калибри, порхают они от куста к кусту, погружают лица в розовые кипы тонких веточек багульника и вдыхают нежный, тонкий аромат лепестков.
-А вот этот! – она ныряет с головой в очередной куст. Он подбегает и тоже наклонет свое лицо. Замерев, глубоко вдыхают балагоухание весны.
Незаметно достигли вершины сопки и замерли, глядя вдаль на долину, расстилвшуюся в весеннем убранстве. Взору открылся вид неописуемой красоты; свежая народившаяся зелень долины улыбалась под лучами солнца, сверкая изумрудами и янтарем. Со всех сторон необъятный простор до самого горизонта. Отсюда, сверху, весь пейзаж кажется неподвижным, как величественная картина. У подножия сопки закруглялась излучина реки, продолговатый остров напоминал большоую лодку груженную серыми, слегка подернутыми зеленю, барашками. Кружа высоко в небе парил белоплечий орел, подставляя грудь горному ветру.
Синева неба окрыляла. Душа рвалась наружу, как море из берегов. От ощущения полета, любовь, глубже чем эта долина с высоты птичьего полета, переполняла их сердца через край и возносилась к небесам. Вокруг стояла тишина неизъяснимой прелести, единственным нарушителем которой был легкий трепет веточек багульника. Лица влюбленных обвевал легкий, живительный ветерок.
-А вот этот! Светлана подбежала к невероятно густому кусту пылающего нежно-розовым пламенем.
Он подошел и стал рядом. Так они стояли, прижавшись плечем к плечу и молчали, и слышалось лишь биение их сердец. Сияние их душ отражались в их глазах. Они говорили друг с другом великим языком молчания, самым красноречивым и совершенным языком любви, который никогда не обманывает. Лепестки багульника были преисполненены нежности к влюбленным, смотрели на них так выразительно разве только сказать ничего не могли.
-Они пахнут как ты; твое лицо, твои волосы. – сказал он.
-А ты пахнеш подснежником. – вторила она.
Он протянул ей нежный цветок, воплотивший в своей изящной свежести всю магию весны. Его прекрасное лицо дышало юношеской свежестью, в его больших карих глазах бегали неукротимо веселые огоньки. Она не вымолвила ни слова, но на устах ее заиграла улыбка на щеках появились легкие ямочки. Он задержал ее руки и она их не отнимала.
Лица приблизились совсем близко, так, что они могли ощутить горячее дыхание друг друга, на щеках горел румянец возвещавщий рассвет жизни, а сияние их улыбки озаряло обоих. Глаза закрылись сами собой, губы встретились и застыли в робком весеннем поцелуе, пахнущем розовым багульником и нежным подснежником. Долина внизу призрачно мерцала сквозь опалевую дымку. Сообразительный багульник одобрительно качал розовой веточкой и ронял на влюбленных нежность своих лепестков. Юркая синичка возвестила радостными переливами приход весны...
-А-а, так вот они где! – Бутя! Опять этот вездесущий Бутя! А следом за ним и неразлучная Любка! Влюбленные повернули головы и стояли держась за руки; лица их излучали любовь, а глаза сияли и пели о счастьи.
Бутя и Любка остановились, пораженные столь чудным преображением. Любка бросила на них такой взгляд, в котором ни одна умная девушка не могла ошибиться. Бутино чело омрачила досада, а взгляд – разочарование.
-Вы чё… – очнулся он. В его недоуменом возгласе чувствовалась безотчетная машинальнось – чудные какие-то…
Любка молчала. Губы ее обозначились тонкой полоской, а в глазах обнажились противоречивые залежи грусти и негодования,
Влюбленным хотелось обнять весь мир: и Бутю, и Любку, и всех тех, кто еще там внизу, упрямо карабкается сквозь заросли к вершине сопки, к вершине их счастья переполнявшего сердца и души так, что хотелось вспорхнуть в небеса и крепко взявшись за руки парить над притихшей вселенной.
Они не сговариваясь, сначала легко сбежали вниз, как два пугливых олененка, затем пошли медленно, рука в руке и не было им решительно никакого дела, что подумают Бутя с Любкой и все остальные, что им за дело до других – пусть хоть лопнут от зависти: ведь они обрели, как великое наследие бесценное сокровище и приняли его со всею мудростью, какая только доступна непосредственной юности.
***