Паоло Джордано: «Лучше быть улиткой…»

Автор итальянского бестселлера «Одиночество простых чисел» рассказывает про одиночество чисел, простых и не очень

Должен ли настоящий писатель быть закрытым, как улитка? Насколько аутсайдеры и изгои типичны в современной Италии? Нужно ли бояться синдрома второй книги?

27-летний итальянец с именем-перевёртышем Паоло Джордано — живое подтверждение, что и в наше время возможны истории успеха, свойственные скорее идеалистическим 60-м, чем пропиаренным двухтысячным. И скорее стране оголтелого романтизма, каким был СССР, чем прагматичной капиталистической Италии. (Оттеснившей Россию со второго места по мировому экспорту вооружений, если кто не в курсе.)

Юноша, хоть и писал с детства стихи и играл на гитарах, послушно делал эту карьеру, и небезуспешно — ездил на стажировки, получал гранты, писал диссертацию.

Пока вдруг в 25 лет не учудил — взял да послал свой рассказ в «толстый» литературный журнал (да-да, в Италии они тоже существуют! Хотя и не совсем в таком виде, как у нас).

А потом и того пуще: записался в школу Холден — писательские курсы, организованные в Турине главным итальянским маньеристом Алессандро Барикко.

И начал писать грустный-прегрустный роман — о двух друзьях детства, мальчике-аутисте и девочке-хромоножке, которые, как сказали бы во времена Онегина и Ленского, суждены были друг другу небесами, но в наши раскованные времена как-то у них ничего по-настоящему не вышло.

Сказать, что эта книга — получившая к тому же неудобное наукообразное название «Одиночество простых чисел» — произвела эффект разорвавшейся бомбы, было бы неверно.

Потому что этот журналистский штамп не передаёт её воздействия на итальянских читателей. Скорее, его можно было сравнить с радиацией, распространяющейся незаметно, но долго и на огромное расстояние.

Книгу о нелюбви двух изгоев, лишённую и намёка на хеппи-энд, читали и рекомендовали друзьям, те — рекомендовали своим, и, короче говоря, за один только 2008 год в одной только 60-миллионной Италии оказалось распродано свыше миллиона экземпляров. Потом последовали переводы на европейские языки, премия «Стрега», покупка прав на экранизацию (фильм выходит уже в 2010 году).

Паоло забросил физику (кажется, не без облегчения) и начал вести жизнь профессионального писателя. В этом качестве он в начале декабря добрался и до Москвы — встретиться с читателями в книжных магазинах и на ярмарке non/fiction.

Там мы с ним и побеседовали.

— Вам задают этот вопрос постоянно, но всё-таки: как вы сами можете объяснить, почему ваш роман стал бестселлером? Помогает ли этот феномен объяснить ваш опыт физика?
— Опыта физика здесь явно недостаточно. Успех книги — материя неизмеримо более сложная. Их столько выходит, и почему одна становится успешной, а другая — нет… это невозможно рассчитать. Слишком много факторов действует вместе.

Что касается моей книги, то основополагающим фактором, на мой взгляд, оказалось то, что она устанавливает близость (intimità) с читателем.

У него возникает ощущение, что персонажи доверяют ему свои самые сокровенные переживания. Он сам начинает испытывать те же чувства. И это выделяет книгу, даёт ей окраску. Вызывает у читателя желание посоветовать её друзьям, дать им почитать.

— Видимо, можно сказать, что эти персонажи, Аличе и Маттео, достаточно типичны для современной Италии?
— Не знаю, насколько они типичны. Потому что они во многом изгои, аутсайдеры. Но в них, очевидно, оказалось что-то общее, какая-то маленькая часть, которая затрагивает чувства всех читателей.

Возможно, они типичны в том, что касается определённого образа жизни, отношения к ней, особенно свойственного подросткам. Вероятно, в них выражается чувство тревоги перед будущем. Во всяком случае, в моём поколении оно присутствовало.

— Школа Холден. Что она дала вам в смысле техники письма и в смысле промоушена среди издателей?
— В смысле промоушена — ничего; моя дорога пролегла сбоку. Я познакомился там с одним человеком, он и стал моим агентом, который представил рукопись в издательство.

А в смысле техники… не думаю, что мой стиль сильно изменился. Но это оказалась моя первая настоящая встреча с людьми, которые тоже писали. И это было очень важно для меня, что-то вроде первого экзамена. Но в смысле техники письма — не сказал бы, что повлияла.

— Так что же, писательские курсы оказались бесполезны?
— Нет-нет, я не могу так сказать. Потому что именно благодаря им я повстречал человека, который позже стал моим издателем. И кроме того, эти курсы позволили мне сделать решительный шаг, без них я так и держал бы всё в себе.

А здесь я был вынужден показывать то, что я делаю, другим, незнакомым людям и выслушать их оценку. Это было очень важно. Но говорить, что эти курсы сформировали меня как писателя, было бы преувеличением.

— Благодаря средствам связи мир сейчас стал очень прозрачным. Как вам кажется, настоящий писатель должен быть закрытым, как улитка, или, наоборот, стать частью этого открытого мира? Общаться со своими читателями через Facebook и тому подобное?
— Нельзя сказать, что правильно, а что ошибочно. Он должен вести себя так, как для него естественно. Чувствовать себя в своей тарелке и быть честным перед самим собой.

Я, например, не общаюсь с читателями постоянно и не пишу на Facebook. Мне приходится встречаться с читателями, и это доставляет мне массу хлопот.

Многие писатели придают этому общению большое значение, и уделяют ему много внимания. Но я после таких встреч чувствую себя опустошённым. Лучше уж быть улиткой.

— Вас наверняка все спрашивают про вторую книгу, и вы наверняка слышали про синдром второй книги. Вы не боитесь этого синдрома?

— Да, конечно, боюсь. Я приступаю ко второй книге, это очень трудно и долго. Но и очень радостно, я очень хочу писать её. Я не беспокоюсь о том, что скажут критики, будет ли она иметь успех. Я об этом подумаю в своё время. А пока я начинаю писать и старюсь развлекаться как можно больше. Потому что на сей раз знаю, что кому-то это надо.

— Так вы уже пишете эту вторую книгу?
— Нет, пока обдумываю.

— «Одиночество простых чисел» — один из редких примеров успешной книги на российском книжном рынке, переведённой не с английского. Более того, ставшей общеевропейским бестселлером. Примите мои поздравления, но хотелось бы понять, почему англо-американские книги столь жёстко доминируют на международном книжном рынке?
— Так не только в литературе, так во всех областях происходит. Я сам всегда был большим фанатом американской литературы. Так что в целом такая ситуация меня не то чтобы огорчает.

Среди этих «доминирующих» — множество первоклассных современных писателей, которые создают произведения высочайшего качества. Так что их успех заслужен.

С другой стороны, меня немного огорчает, что сами итальянцы не любят «отправляться» за границу. Это не проблема рынка, это проблема самих итальянцев.

Наши писатели и художники долго были зациклены на себе самих и не желали смотреть наружу. Только в последнем поколении отношение начало меняться — это поколение интересуется миром, Европой. Так что, я надеюсь, положение вещей изменится. Но пока что мы не набрали для этого критической массы.

— Традиционный вопрос — русские писатели, классические и современные. Кого знаете, кого цените?
— Из русских классиков я знаю самых великих, их много и они у нас очень знамениты. Толстой, Достоевский…

— А дали ли они вам что-то как писателю? Лично для меня Аличе и Маттео — вполне достоевские персонажи.
— Рад слышать. Я очень любил Достоевского и много его читал лет в восемнадцать. На самом деле надо бы перечитать, я давно собираюсь это сделать. Проблема с великими русскими писателями в том, что они такие монолитные. Для них нужно располагать большим запасом спокойного времени, а у меня его нет. Но их романы — это то, к чему надо стремиться. Современных же я знаю мало и думаю, что их переводят мало. Пожалуй, я читал только Виктора Ерофеева.

— Ну и традиционный вопрос. Вы впервые в Москве. Впечатления?
— Я наконец здесь, очень рад, хотя, должен признаться, не понял ещё этого города. У меня было очень мало времени, чтобы просто погулять по нему, — всё время на машине. Так что он от меня ускользает.

Я не нашёл ещё мест, где собирается молодёжь, — видел только исторический центр, величественные здания. Но уже вижу, какой это элегантный город.

— А чувствуете дух Третьего Рима?
— Третий Рим? Это что значит?

— Была на Руси в Средние века такая идея — «два Рима пали, Москва — третий, а четвёртому не бывать».
— Интересно, я не знал. Вся эта неоклассическая архитектура даёт, конечно, имперскую идею. Она очень чувствуется.

— Чем московская читательская публика отличается от итальянской и европейской?
— Первое, что бросается в глаза при встречах с публикой, — огромное, по сравнению с Италией, количество молодых ребят. В Италии я встречаюсь обычно с более взрослыми читателями, можно сказать, почти старыми.

А здесь в книжные магазины на встречи с писателем приходит публика почти исключительно женская (но это и в Италии так) и, что было мне страшно любопытно, очень молодая.

— То есть ваша аудитория в Италии более возрастная?
— Нет, читатели-то молодые тоже есть, разумеется. Но они на встречи не ходят. Из-за чего эти встречи о-о-очень скучны.

Беседовал Михаил Визель

https://www.chaskor.ru