О русском языке за пределами России

Русское искусство

-- Вы?
-- Я.
-- Глазам своим не верю.
-- Таким хорошеньким глазам не верить -- это преступление.
Отпустить подобный комплимент днем на Пере, когда сотни летящего мимо народа не раз толкают вас в бока и в спину, для этого нужно быть очень светским, чрезвычайно элегантным человеком.
Таков я и есть.
Обладательница прекрасных глаз, известная петербургская драматическая актриса, стояла передо мной, и на ее живом лукавом лице в одну минуту сменялось десять выражений.
-- Слушайте, Простодушный. Очень хочется вас видеть. Ведь вы -- мой старый милый Петербург. Приходите чайку выпить.
-- А где вы живете?
Во всяком другом городе этот простой вопрос вызвал бы такой же простой ответ: улица такая-то, дом номер такой-то.
Но не таков городишко Константинополь.
На лице актрисы появилось выражение небывалой для нее растерянности.
-- Где я живу? Позвольте. Не то Шашлы-Башлы, не то Биюк-Темрюк. А может быть, и Казанлы-Базанлы. Впрочем, дайте мне лучше карандаш и бумажку, я вам нарисую.
Отчасти делается понятна густая толпа толкущихся на Пере. Это все русские стоят друг против друга и по полчаса объясняют свои адреса: не то Шашлы-Башлы, не то Бабаджан-Османды.
Выручают обыкновенно карандаш и бумажка, причем отправной пункт -- Токатлиан [1]. Это та печка, от которой всегда танцует беженец.
Рисуются две параллельных линии -- Пера. Потом квадратик -- Токатлиан. Потом...
-- Вот вам, -- говорит актриса, чертя карандашом по бумаге, -- Токатлиан. От этой штучки вы идите налево, сворачивайте на эту штучку, потом огибаете эту штучку, и тут второй дом, где я живу. Номер двадцать два. Третий этаж, квартира барона К.
Я благоговейно спрятал в бумажник этот странный документ и откланялся.
На другой день вечером, когда я собрался в гости к актрисе, зашел знакомый.
-- Куда вы?
-- Куда? От Токатлиана прямо, потом свернуть в эту штучку, потом в другую. Квартира барона К.
-- Знаю. Хороший дом. Что ж это вы, дорогой мой, идете в такое аристократическое место -- и в пиджаке?
-- Не фрак же надевать.
-- А почему бы и нет? Вечером в гостях фрак -- самое разлюбленное дело. Все-таки это ведь заграница.
-- Фрак так фрак, -- согласился я.
Оделся и, сверкая туго накрахмаленным пластроном фрачной сорочки, отправился на Перу танцевать от излюбленной русской печки.
Если в Константинополе вам известна улица и номер дома, то это только половина дела. Другая половина -- найти номер дома. Это трудно. Потому что седьмой номер помещается между двадцать девятым и четырнадцатым, а шестнадцатый скромно заткнулся между сто двадцать седьмым и девятнадцатым.
Вероятно, это происходит оттого, что туркам наши арабские цифры неизвестны. Дело происходило так: решив перенумеровать дома по-арабски, муниципалитет наделал несколько тысяч дощечек с разными цифрами и свалил их в кучу на главной площади. А потом каждый домовладелец подходил и выбирал тот номер, закорючки и загогулины которого приходились ему более по душе.
Искомый номер двадцать два был сравнительно приличен: между двадцать четвертым и тринадцатым.
На звонок дверь открыла дама очень элегантного вида.
-- Что угодно?
-- Анна Николаевна здесь живет?
-- Какая?
-- Русская. Беженка.
-- Ах, это вы к Аннушке! Аннушка, тебя кто-то спрашивает.
Раздался стук каблучков, и в переднюю выпорхнула моя приятельница в фартуке и с какой-то тряпкой в руке.
Первые слова ее были такие:
-- Чего тебя, ирода, черти-то по парадным носят? Не мог через черный ход приттить!
-- Виноват, -- растерялся, -- сказали...
-- Что сказала, то и сказала. Это мой кум, барыня. Я его допрежь того в Петербурхе знала. Иди уж на кухню, раздевайся там. Недотепа!
Кухня была теплая, уютная, но не особенно пригодная для моего элегантного фрака. Серая тужурка и каска пожарного были бы здесь гораздо уместнее.
-- Ну, садись, кум, коль пришел. Самовар, чать, простыл, но стакашку еще нацедить возможное дело.
-- А я вижу, вы с гранд-кокет перешли на характерные, -- уныло заметил я, вертя в руках огромную ложку с дырочками.
-- Чаво? Я, стал-быть, тут у кухарках пристроилась. Ничего, хозяева добрые, не забижают.
-- На своих харчах? -- деловито спросил я, чувствуя, как на моей голове невидимо вырастает медная пожарная каска.
-- Хозяйские и отсыпное хозяйское.
-- И доход от мясной и зеленной имеете?
-- Законный прОцент (в последнем слове она сделала ударение на "о"). А то, может, щец похлебаешь? С обеда осталось. Я б разогрела.
Вошла хозяйка.
-- Аннушка, самовар поставь.
Во мне заговорило джентльменство.
-- Позвольте, я поставлю, -- сказал я, кашлянув в кулак. -- Я мигом. Стриженая девка не успеет косы заплести, как я его ушкварю. И никаких гвоздей. Вы только покажите, куда насыпать уголь и куда налить воды.
-- Кто это такой, Аннушка? -- спросила хозяйка, с остолбенелым видом разглядывая мой фрак.
-- Так, один тут. Вроде как сродственник. Он, барыня, тихий. Ни тебе напиться, ни тебе набезобразить.
-- Вы давно знакомы?
-- С Петербурга, -- скромно сказал я, переминаясь с ноги на ногу. -- Аннушка в моих пьесах играла.
-- Как... играла... Почему в ваших?..
-- А кто тебя за язык тянет, эфиоп, -- с досадой пробормотала Аннушка. -- Места только лишишься из-за вас, чертей. Видите ли, барыня... Ихняя фамилия -- Аверченко.
-- Что ж вы тут, господи, пожалуйте в столовую, я вас с мужем познакомлю. Мы очень рады.
-- Видала? -- заносчиво сказал я, подмигивая. -- А ты меня все ругаешь. А со мной господа за ручку здороваются и к столу приглашают.
С черного хода постучались. Вошел еще один Аннушкин гость, мой знакомый генерал, командовавший когда-то третьей армией. Он скромно остановился у притолоки, снял фуражку с галуном и сказал:
-- Чай да сахар. Извините, что поздно. Такое наше дело швейцарское.
Мы сидели в столовой, за столом, покрытым белоснежной скатертью. Мы трое -- кухарка, швейцар и я. Хозяин побежал в лавку за закуской и вином. Хозяйка раздувала на кухне самовар.

[1] Площадь в Константинополе. (Прим. ред.

Лен, а чего там комментировать. У Аверченко какой рассказ не возьми - все гениально и в точку.

Про русский язык за границей - просто супер! И не только писателей касается..

второй рассказ просто супер... сижу рыдаю от смеха

Однако, проблема трудоустройства наших за границей не вчера возникла!

Классные рассказы!

актуально некоторых трудно понять

случайно нашла

приятного аппетита. у меня уже ужин

Еда штука хитрая. Есть нужно уметь, а представьте себе - большинство людей вовсе есть не умеют.
Нужно не только знать что съесть, но и когда и как... Пациенты, не читающие газет, чувствуют себя превосходно.
Те же, которых я специально заставлял читать "Правду", - теряли в весе.
(Булгаков)