Поэтическая грусть

Милый старинный парк! На твоих меланхоличных дорожках и поэтичных тропинках до сих пор витает много воспоминаний о солнечных днях и теплых летних вечерах. Твои тенистые аллеи наполнены призраками смеющихся лиц; в твоей шумящей листве нежно звучат голоса прошлого, а в музыке шелеста ветра слышна тихая мелодия юности. Здесь хорошо помечтать о минувших днях и событиях канувших в прошлое и о том, что могло бы случиться и не случилось.
Твои задумчивые тополя и мудрые клены хранят в своей памяти увертюры малиновых рассветов, искрящихся хрусталем, ноктюрны розовых закатов, сверкающих золотой россыпью и очарование тихих ночей в бриллиантах счастливых звезд. Осенний вальс листопада: наивного парнишку, по-отрочески худощавого и угловатого, девчушку, которая из подростка превращется в девушку, – стройную и грациозную, в ней появилась нежность нераспустившегося цветка, в котором незаконченность форм полна несказанной прелести.
Ты помнишь и памятную встречу, после недолгой, – но для них вечной – летней разлуки. В тот миг он почувствовал, хоть и сам не знал того, как много значили для него ее глаза, ее улыбка, взгляд, – и чувство это было для него новым и необыкновенным. В ней появилось нечто новое, неуловимое и загадочное.
Она смотраела на него озаренными волшебным блеском юности глазами, и не могла узнать его. Куда девался прежний мальчишка, которого она так хорошо знала: озорной и – она должна была это признать – хулиганистый.
Теперь на подиуме эстрады стоял высокий, стройный юноша с открытым взглядом доверчивых карих глаз и легким румянцем на гладких щеках, впервые познавших лезвие бритвы.
Белизна накрахмаленной рубашки подчеркивала расцвет юности, а черный узкий галстук бабочка намекал на элегантность и возвещал о возмужании. Она знала, что этому по-деревенски доверчивому и наивному мальчишке свойственны более высокие стремления. Он был тонкой, артистичной натуры, слыл великолепным рассказчиком с острым чувством юмора, недурно рисовал, играл на различных музыкальных инструментах, лихо катался на коньках, пользовался славой чемпиона школы по лыжному спорту, плавал как рыба, разбирался в искусстве и всегда делился с ней своими мыслями и надеждами.
Конечно же, ты помнишь и нарядную танцплощадку в море музыки и света; очарование “белого танго”, робкое касание рук, согретое теплым чувством, аромат ее волос и легкую каштановую прядь на его пылающей щеке.
Добрый парк, в тебе все еще звучит песнь счастливых дней, позлащенных радостными лучами приморского солнца: планету счастья, которую похитила вздорная юношеская глупость – каприз бездумной судьбы, который, разумеется, в силу своего нрава и естества, не мог требовать от юности несвойственных ей рассудительности и мудрости.
Ты все еще трепетно несешь на плечах своих добрых ветвей тепло ее легкой руки, слышишь колокольчики юного смеха и хранишь в глубине своих мудрых крон тень ее прощальной улыбки; борьбу чувств в его трепетной душе, пока маленькая напоминающая лань фигурка не растворилась в сумерках.
Они были еще слишком юны чтобы знать, как страшна разлука и как часто случается, что однажды расставшись, люди могут больше уже не встретиться никогда.
Дружище, ты много повидал на своем веку, в тебе много мудрости; скажи, куда ушла их юность, в какие края, какие дали. А может быть она ни куда и не уходила, а осталась тут, у кромки несбывшейся мечты, и смотрит в тебя, как в зеркало души незнающего времени.
В долгие ночи, скованные зимним холодом, тебе снятся благие сны о том, что было и о том, что может случится. Порой, ты видишь в них одинокую фигурку девушки, ласкающую нежной рукой потемневшую кору твоего старого клена; одинокий силуэт юноши, прислонившийся к стройной березке – умудренной, но вечно юной.
Ты надеешся и веришь, что однажды, проснувшись по весне, увидишь сквозь занавеску сна ее маленкую нежную ладонь в его большой и сильной руке. Через годы и расстояния, они придут на свидание со своей юностью – они придут к тебе, добрый старый парк. Ты глянешь в их глаза, и прочтешь в них все то, что они хотели бы теперь сказать друг другу.

Victorville, CA