Самая красивая итальянка

Мне Моника Беллуччи очень нравится Действительно красивая.

Голосую за Монику, богиня )

Да, я тоже люблю Орнелу Мути. Она даже в свои 50 с лишним выглядет на все 100 и даже снимается для Плейбоя.

Psychologies: В этом году должно выйти три фильма с вашим участием, и вашей дочери Дэве исполнится три года. Это значит, что она ездит с вами на съемки?

Моника Беллуччи: Да, когда я еду на съемки, всегда беру ее с собой. У меня есть няня, и мама часто путешествует со мной, так что мне помогают. Это редчайший шанс — иметь профессию, которая не разлучает тебя с ребенком. Когда мы снимали «Сколько ты стоишь?», после любовной сцены я извинилась и сказала, что мне надо покормить Дэву. Грудью. Здесь же, в павильоне. Ассистентка режиссера была поражена, она до того такого не видела!

Вы советуетесь с мамой по поводу воспитания дочки?

Не особенно, но ведь я ее дитя. И всегда была ребенком, окруженным заботой, любимым. Что мне очень помогло в жизни. И я стараюсь сделать такой же жизнь Дэвы. Только я росла в одном месте, ничего не менялось, а она все путешествует.

Говорят, вы называете ее «роскошной цыганкой»…

Совершенно верно. Она меняет дома, отели, окружение и не испытывает никаких проблем с адаптацией. Когда мы приезжаем куда-то, она открывает глаза, смотрит, где она, и снова спокойно засыпает, как будто еще вчера знала, что наутро будет именно здесь. Она всегда сохраняет свой центр, свой ориентир.

Вы любите неожиданности, путешествия… Откуда это?

Я родилась в маленькой деревне, где жила довольно заурядной жизнью. Эта спокойная жизнь помогла мне сложиться. Но в какой-то момент я начала задыхаться. И сказала себе: баста! И, когда стала совершеннолетней и смогла решать за себя сама, отправилась исследовать мир. С тех пор не расстаюсь с чемоданом.

А у вас не бывает такого чувства, будто в жизни не хватает какого-то центра?

Для меня центр — Европа. Я живу в Лондоне. У меня есть дом в Италии. Мой муж — француз. Лондон — это мост между Европой и Соединенными Штатами. У англичан более холодный темперамент, и это мне нравится, я не чувствую такого давления, как во Франции или в Италии.

И вам удается защитить вашу личную жизнь…

Иногда мне просто необходимы моменты покоя. Конечно, это было важным для меня и до того, как родилась Дэва, ну а теперь — тем более.

Кажется, не было опубликовано ни одной ее фотографии…

Кажется, никто из журналистов на этом особенно и не настаивал. Но кроме того, я не хожу с ней в такие места, где нас могут увидеть.

Дэва красивая?

Скорее божественная. Соответствует своему имени.

А если бы она не была красива?

Для меня все равно была бы. А может, она и не красавица вовсе! У нас в Италии, в Неаполе, есть поговорка: «И таракан для своей матери прекрасен».

Когда Дэва заболевает, вы, говорят, используете только гомеопатические средства. Вы сторонник натуральной медицины?

Я стараюсь, насколько могу, не давать ей лекарств, которые на детский организм воздействуют агрессивно. Началось с того, что у нее был ужасный отит и антибиотики не помогали. А после гомеопатии он тут же прошел.

На каком языке она говорит?

Со мной — по-итальянски, иногда смешивая с французским и с английским. С отцом — по-французски. Но вообще у нее собственный словарь. Сначала я думала: «Бедняжка, что же она будет делать с тремя языками?» Но пока ничего, справляется.

Вы знаете, от чего зависит, счастливы мы или нет?

Недавно как-то вечером, на каникулах, я говорила с друзьями о том, почему я по-настоящему счастлива сейчас: потому что моя дочь не страдает от моей профессии. Потому что она со мной и я не работаю целыми днями и, если я захочу взять отпуск на полгода, смогу себе это позволить. Я не допускаю даже мысли, что придется пожертвовать ради карьеры ее комфортом — душевным, конечно… но и бытовым тоже. Никогда. А сейчас я чувствую себя спокойно. Потому что окружаю ее заботой, потому что всегда рядом…

Роскошь — повседневность для вас. А что кажется настоящей роскошью?

(Вздыхает, на время задумывается.) Иметь время жить своей жизнью. Все вокруг участвуют в гонке непонятно за чем. Я особенно это чувствую, когда приезжаю в Америку. Там энергетика совершенно другая, и это мне нравится. Но в какой-то момент я достигаю предела: никакого отпуска, все время работа — этот образ жизни меня угнетает. Надо уметь наслаждаться тем, что дает жизнь, иначе ты бежишь, бежишь… А потом умираешь. И не успеваешь ничего пережить.

Для вас способность быть счастливым — врожденная черта?

Если путь к счастью труден для многих людей, то это не по их вине. Я вообще убеждена, что чаще всего это связано с переживаниями, которые они испытали в утробе матери, при рождении и сразу после него. Если в самом начале возникли сложности, то у человека внутри образуются пустоты и ничто не сможет их заполнить. Образуется слабое место, зияние, от него самого не зависящее. Надо попытаться понять, откуда, от кого или чего это идет.

Вас тянет скорее к счастливым или не очень счастливым людям?

Ко всяким. Меня притягивает радостная, позитивная энергия, исходящая от одних… Но и негативная других тоже, потому что она интересна. Интересно ведь драматическое. Страдающие, внутренне неблагополучные люди чаще становятся творцами. Понимаю, это звучит почти кощунственно, но страдание — будто горючее, на котором производится творчество.

Вы часто выбираете роли в авторских фильмах, фильмах провокационных, мир в которых как бы искажен… Вас притягивает нечто сумасшедшее, странное, неправильное?

Меня притягивает то, что отходит от нормы, соскальзывает с нее. И все мы только тем и заняты, что стараемся собрать себя, направить в правильное русло, чтобы не соскользнуть в безумие. Посмотрите на войны, когда все инстинкты — особенно низменные — выпущены на волю, закона не существует и все вокруг будто сходят с ума. Мне кажется, человеческая душа и состоит из таких отклонений, которые мы сдерживаем барьерами — политикой, религией…

А вы сами могли бы переступить барьер, сорваться?

Могла бы. Это уже случалось со мной, и я выкарабкалась. Я делала вещи, на которые и не подозревала что способна, и подвергала себя опасности, но, когда возвращаешься оттуда к своей жизни, это захватывающее ощущение.

Обычно вы говорите, что вы агностик. Мир для вас действительно непознаваем? Вы склонны к сомнению во всем?

Я не могу говорить о вещах, которых не могу объяснить, вот и все. Я получила католическое воспитание, но я не католичка. Моя духовность иного рода. Я верю в возникновение энергетического поля между живыми существами. Думаю, что все мы связаны и мое недолгое пребывание на земле поможет другим продолжать цепь человеческих рождений. Я не верю, что для нас есть нечто после смерти.

Несколько месяцев назад вы столкнулись со смертью, с потерей, которую особо переживал ваш муж, когда умер его отец Жан-Пьер Кассель, замечательный актер и певец…

Это было испытание. Я знала, что он болен, но в день похорон была просто уничтожена, очень переживала. Это был человек очень сдержанный, очень элегантный. Он был одновременно и забавным, все время шутил, и очень замкнутым. Я знаю, что жизнь — это постоянные перемены, но видеть страдания тех, кого любишь, видеть смерть — это, конечно, труднее всего.

У вас широкий круг общения?

Конечно. У меня много подруг. Это настоящие, очень хорошие отношения. У меня есть и школьные друзья, которые стали сейчас врачами, адвокатами… Но есть и приятельницы, с которыми я познакомилась позже, когда работала моделью, а потом актрисой: это архитекторы, журналистки, актрисы — круг очень широкий и разнообразный. На самом деле у меня почти нет друзей-мужчин, есть несколько, но совсем немного.

Потому что есть опасность возникновения чувства, отличного от дружбы, а страсть разрушает отношения?

Да нет. Если честно, мне гораздо проще с женщинами. С мужчинами у меня другой стиль общения, менее спонтанный, больше фильтров. Я могу быть совершенно собой только с женщиной.

Вы с мужем живете раздельно: вы по преимуществу в Лондоне, он — в Париже. Почему?

Мы очень доверяем друг другу. Но, как выясняется, не каждый из нас самому себе — боимся друг другу надоесть, устать друг от друга. Живем по отдельности, чтобы избежать рутины семейных отношений, всего этого «совместного проживания».

Вас назвали среди друзей-актеров президента Франции Николя Саркози. Правда, вы друзья?

Я имела случай встретиться с ним на одном ужине и еще когда он вручал мне медаль Кавалера искусств и литературы. Обаятельнейший человек.

Вы не кажетесь любительницей светских развлечений…

Точно. На вечеринках, где люди пьют один бокал шампанского за другим и курят одну сигарету за другой, слушая разговоры ни о чем, о манере одеваться или о последней модели сумки, на таких вечеринках я смертельно скучаю. Я лучше встречусь с друзьями. Некоторые из них тоже принадлежат к актерскому кругу или миру моды, но наше общение обогащает. Оно не для того, чтобы продемонстрировать, что принадлежишь к определенному кругу. Не для того, чтобы «светиться» в свете. Да, у меня есть потребность в настоящих, искренних отношениях.

Вы умеете распознавать ложных друзей?

О да, в две секунды. Я это чувствую сразу же: этот — да, эта — нет. С годами это приходит, слава богу! Хоть что-то положительное!

40 лет — это рубеж?

Сегодня женщины имеют все шансы не становиться с возрастом изношенными, некрасивыми. Это фантастика! С годами мы обретаем силу, уверенность, манеру держаться, которых у нас не было в 20. Женщины, что называется, в возрасте несут в себе какое-то особое могущество. И на это так приятно смотреть, на меня это действует успокаивающе. Кстати, именно поэтому я и отвергла голливудскую карьеру, а предложения переехать были, после «Страстей Христовых». Просто во мне сильнейший протест вызывает то, как Голливуд использует женщин-актрис. «Использует» — это точное слово. Если ты перешагнул рубеж 40, все — ты сползаешь во второй сорт. Поэтому я и не могла бы жить там. Там одержимы молодостью и красотой молодости, только молодости. После 40 коллеги мои впадают в форменное безумие, будто им грозит расстрел… И потом… я просто другой тип, чем актрисы, традиционно востребованные американской киноиндустрией. Мою систему ценностей изменило рождение ребенка — карьера для меня вовсе не главное. Я никогда не буду худой. Я по натуре довольно ленива. Люблю поесть. Я настоящая — такая. И не намерена становиться ненастоящей.

Однажды вы признались, что после рождения Дэвы стали меньше смотреться в зеркало…

Это правда. Сначала я вообще в него не смотрелась. И не стоило! Спала катастрофически мало, каждые два часа кормила грудью, просыпалась вот с таким на голове (разводит руки над головой) и с мешками под глазами. Я меняла Дэве подгузники, купала ее и, когда поднимала голову, видела себя в зеркале… ах! Но это меня смешило, как будто я забыла женщину в себе. В моих глазах была только дочка, а меня там не было.

Но потом вы снова обрели ту себя, какой были раньше?

Да, но недавно. Три года я была в расслабленном материнском состоянии. И совсем не жалею об этом времени — уж оно-то не упущено, это точно. Это такое же следствие моих убеждений, как то, что я позировала голой для обложки Vanity Fair на седьмом месяце — чтобы показать, что беременность не уродует, что рождение — не акт приношения себя в жертву, а дело совершенно естественное.

Но разве это не потрясение для тела, для внешности?

Иметь ребенка — самая естественная вещь в мире, но и самая сложная. У каждой женщины это происходит по-своему. Я просто «купалась» в своем материнстве. Я очень хотела пережить это. И была готова к любым переменам. На самом деле… ни грудь, ни живот — у меня почти ничего не изменилось! Я просто была немного полнее, но сейчас вернулась в свою обычную форму. На теле отражается психология человека, разве нет? Я думаю, человек не тот, кто он есть, а тот, кем он себя ощущает.

На гламурных журнальных фото вы себя узнаете?

Это тоже я, часть меня, демонстративно женственная. Материнство — другая часть моей женственности. Люблю играть со своим образом, это забавно — играть в игру страсти. А быть музой и источником вдохновения фотографов и режиссеров и вовсе прекрасно.

Вы и в детстве уже были «очень девочкой»?

Мама у меня очень женственная, так что это, наверное, от нее… Да нет, на самом деле все оттого, что я итальянка, конечно! (Смеется.) У нас отношение к телу совершенно особое. Я сразу узнаю итальянку по манере двигаться. У итальянок есть природная чувственность и особая манера владеть телом. Это в нашей культуре. Тут уж ничего не поделаешь.

https://www.psychologies.ru/