Енисейка

Осень в Дудинке уходить не спешила, а зима не спешила приходить. Наш танкер доставил из порта Клайпеда в порт Дудинку керосин для отважных полярников.
Впервые я увидел воочию загадочное, исполненное торжественной красоты и волшебства, полярное сияние – великолепное и завораживающее зрелище; величавых белых медведей на заснеженных огромных вечных льдинах, – сановитых и степенных.
Погода стояла благоприятная, и пароходство решило сгонять нас еще раз за керосином, в Архангельск.
Опять доставили. Почти разгрузились, осталось выгрузить “пару вёдер”, и тут зима спохватилась. В одну ночь прибрала полярку к своим суровым рукам, завалив всё, что можно было завалить, глубоким, пушистым снегом. Енисей парил, словно чайник, выставленный на мороз. К утру палуба, леера, антенны и надстройка судна покрылись шубой искрящихся кристаллов.
Рано утром я вышел из спардека на палубу и остановился зачарованный свежим, искрящимся, морозным рассветом. Прямо под ноги подкатилось нечто огненно-коричневое. Я ещё не успел сообразить – что это, рукавка или шапка, а из пушистого клубка на меня уже смотрела шкодная мордашка то ли лисицы, то ли собачки.
Из-за угла спардека вынырнул долговязый матрос Киенко:
-Здорово, маркони!*
-Привет, рогаль!**
-Это чиф принёс вчера с берега; велосипед и этого щенка. Велосипед в каюту затащил, а его на палубе оставил – поведал он мне. Я взял необыкновенно мягкую, пушистую диковинку на руки и зашагал по переходному мостику в сторону кормы, на камбуз.
Володя, повар, на посту среди своих чумичек, весь лоснящийся и улыбающийся, дал нам печёнки, которую мой новый знакомый уплел в одно мгновение.
-Да-а, аппетит у тебя, брат!.. Теперь пойдём к Гарику. Узнаем, что он думает с тобой делать. Что смотришь? Он твой хозяин.
Старпом Гарик медленно остывал после вчерашнего набега на славную Дудинку.
-Эта собака северная и должна жить на улице. – Заключил он.
-Так- то оно так, да сам-то ты, вон, чуйку напялил. Жалко животное.
-Ну а если жалко – Гарик отхлебнул кофейку – забирай к себе в каюту, или отнеси на берег.
Я чесал свою макушку, сидя в своей каюте на стуле и глядел на щенка
___________________________________
маркони* - радист
рогаль, рогатый** - матрос / Морской сленг /

Он сидел и тоже смотрел на меня, поворачивая мордашку с боку на бок, нетерпеливо перебирая лапками со светлыми подпалинами коротеньких белых носочков.
-Cначала, тебя нужно постирать, любезный.
Пока я его мыл, он успел попробовать и мыло и шампунь, и всё это ему не понравилось.
Полулёжа на койке, с торчащим из полотенца ухом; попрежнему смотрел вопросительно на меня.
-Как же назвать тебя? Бобик, Тузик, Шарик? К тебе это не подходит. Давай- ка назовём тебя Енисейкой. Вырастишь – Енисеем будешь. Он чихнул, мотнул головой – на том и порешили.
-А жить будешь здесь, – я открыл дверцу под кроватью, сунул туда голову – место отличное. Тепло. Уютно.
С этой поры он стал жить у меня. Жить-поживать, радовать команду своей незаурядной сообразительностью и необычной для собак наружностью, схожей с олимпийским мишкой. Всё ему давалось легко.
Перво-наперво я приучил его брать пищу только с моего разрешения; сделал и прикрепил за это на его ошейник первую медаль.
Сидеть на задних лапках, опираясь на спинку дивана, он научился за два дня. На третий день закрепил успех на палубе – без подпорки – и получил вторую медаль. Очень полюбились ему хлебные сухарики, которые “Дюймовочка” – наш кок Володя – великолепно варганил на камбузе. У каждого нормального моряка на судне была какая-нибудь кличка, и наш кок получил её за пышные формы и, при этом, порхающую походку. Готовил он, к слову сказать, превосходно.
Однажды, собравшись на крыле ходового мостика, мы стояли, болтали не о чем и похрустывали этими сухариками. Енисейка крутился вокруг нас, безуспешно пытаясь привлечь к себе внимание и получить лакомство, но мы увлеченные беседой, незамечали его. Он отбежал в сторонку и сел на задние лапки, тут уж мы его и заметили, тут уж он получил много сухариков, комплиментов и одобрений. После этого артист стал извлекать пользу из своего открытия: как только ему нужно было сухариков или колбаски или просто внимания, он садился на задние лапки и сидел так, пока не получал желаемого.
Однажды ночью, на ходу, ( когда судно движется) мы с Петровичем, вторым штурманом, как обычно, стояли и болтали в кромешной темноте. Енисейка задремал, мы переместились от ветра в сторонку и через некоторое время услышали, как бедняга вдруг заскулил и заметался в темноте потеряв нас. Я окликнул его и он запрыгал вокруг меня с неописуемой радостью.
После этого случая стал всегда класть свою мордашку на мой башмак; если я двигался – он просыпался.
Третья его медаль была “за беззаветную преданность”. Рыбачили мы на корме, не помню уже в каком порту, на рейде, дурачились, доктор шутя замахнулся на меня. Енисейка кинулся на дока и ухватил его за штанину.

Так и повелось: кто-нибудь из команды шутя замахивался на меня и он кидался на “обидчика”, хватал его за штанину и теребил в разные стороны.
На судне, у каждого члена экипажа имеется мореходка, то есть паспорт моряка. Пёс, как член команды, обязан был тоже иметь мореходку, предъявлять её по первому требованию и, главное, нигде её не забыть и не потерять. Вот с этой формальностью нам пришлось немало потрудиться, но, как известно – вода камень точит. Усвоил и, если кто-нибудь давал ему команду:”Енисейка, мореходку”! – он падал на спину и широко растопыривал задние лапы.
Как то моряки стояли и, как всегда, трепались всё на той же корме. Вновь прибывшая, из Туапсинской “академии” молоденькая буфетчица пришла на корму выбросить мусор в бочку. Матрос Киенко тотчас не замедлил крикнуть:”Енисейка, мореходку”! Балбес этот Киенко, что с него взять.
Побродив-походив по Европе, мы вернулись на Чёрное море. К этому времени на ошейнике Енисейки прибавилось медалей и монет. Я забыл сказать о том, что в каждом порту, в котором он бывал впервые, я продырявливал монетку страны нахождения и цеплял на его ошейник.
В Ильичёвске сводил его к ветеринару, ему сделали необходимые прививки и выдали положенные собачьи документы, благодаря чему, отпала необходимость, при нахождении в иностранных портах, прятать его в каюте от карантинных властей.
Вернулся из отпуска наш штатный капитан и привёз с собой свою овчарку по кличке Джина. За время отпуска она сильно подросла, превратившись из ушастого, толстоногого щенка в большую и красивую собаку.
Енисейка гонял её на первых порах, пока не подружились, хотя ростом был… пожалуй такой же, если вставал на задние лапы. Вот что значит, чувствовать себя хозяином на своей территории.
Прошло немного времени и он совсем осмелел по отношению к ней. Когда капитан спускался в каюткомпанию, Джина садилась на верхней площадке трапа, при этом передние лапы опускала на несколько балясин вниз, а задние оставались на площадке; наблюдала сверху-вниз за хозяином. Такая вот провакационная поза. Енисейка, в нормальном, ходячем положении и не мечтавший дотянуться, в подобной ситуации, взлетал на неё орлом, – она кубарем скатывалась по трапу вниз, а он с гордым видом (зато напугал) поднимался вверх, на ходовой (капитанский) мостик.
При стоянке судна в родному порту, побывал он и у меня дома. Утром, когда я вывел его на улицу, он впервые увидел кошку. Обрадовался и весело побежал к ней знакомиться. Кошка зашипела, ощетинилась и быстро вскарабкалась на большой тополь. Растерянно и жалобно посмотрел он на меня, а потом, задрав голову долго бегал вокруг дерева помахивая своим пушистым хвостом и жалобно скулил, недоумевая: что происходит с этой симпатичной особой. Очевидно северные собаки понятия не имеют о кошках и не подозревают о том, что они, кошки, им не товарищи.
Пришли друзья. Мы сходили в кадры по делам, я забежал на радиоцентр забрать корреспонденцию, затем решили зайти в кафе пообедать

Официантка, увидев Енисейку замахала руками:
-С собакой нельзя!
Мы стали возражать, что это, дескать, и не собака вовсе, а член экипажа, третий радист. Петрович про мореходку стал настаивать, но мы с Володей Петровича осадили, и он нехотя утихомирился. Я сказал Енисейке:
-Ап! – Он сел у двери, а мы пошли за столик. Девушка приняла заказ, принесла еду. Енисейка всё сидел у двери. Тогда она сжалилась и сказала:
-Собачка иди сюда!” – но он сидел и смотрел то на нас, то на нее. Она стала всячески звать, приглашать его, но он сидел как сидел:
-Что вы в самом деле издеваетесь над собакой? – напала официантка на нас – Позовите её. Пусть заходит.