Незнакомка

Случайно встреченная,
будто оброненная из повести.
Ее образ невозможно воссоздать в памяти,
но еще сложнее забыть.

С утра Эдуард вместе с Ириной и Томарой побегал по городу; дамы так устали, что решили в этот день уже больше никуда не ходить. Он же планировал к вечеру поехать в «Дом книги» и вдоволь там побродить-поглазеть. Денис заказал ноты для гитары и фортепьяно; да и для себя что-нибудь присмотреть. К обеду достал из холодильника бутылочку “Балтики”. Ирина категорически запротестовала:
-Будешь в транспорте пивом на людей вонять! Если выпьешь, то никуда не езжай. Сиди дома. Завтра поедем.
-Ну, во-первых, я собираюсь ехать через пару часов – сначала отдохну. А во вторых, сидеть дома не хочу; не за этим в Москву приехал. Неужели запах пива, – это апофеоз забулдыги? А как на счет вина? Не далее, как вчера за обедом в ресторане все мы выпили по бокальчику, ехали домой в общественном транспорте и никто нас не арестовал, никто даже не обратил на нас ни какого внимания. Где же логика?
-То вчера, а то сегодня, то вино, а то пиво!
-Ирка, да пусть выпьет человек пива. – вмешалась Томара – ничего страшного.
-Ну да! “Ничего страшного!” Самому должно быть стыдно!
Чем больше нелестных, порицательных и обличительных слов в адрес пива слетало с ее уст, тем ядреннее оно виделось, тем желаннее.
-Неужели тебе обязательно нужно ехать именно сегодня? Мы только приехали. Еще успеешь.
-Да пусть едет. – это опять Томара подключилась – тебе не интересно, а ему интересно. Пусть едет.
-Ах, мне не интересно! Ты зачем меня унижаешь!? Ты за кого меня считаешь!? Получается, мне книги не интересны и я книг не читаю!.. – ну и в таком духе.
Пива Эдуард, все же, выпил, даже парочку, отдохнул и поехал на Арбат. Часа два, а может быть и больше, времени не замечал, бродил вдоль книжных полок долго выбирал сборники для Дениски.
Уже начало смеркаться, когда он сел в троллейбус. Народу было немного, даже оказалось одно свободное местно прямо напротив входной двери. Сел и стал просматривать сборники.
На следующей остановке в салон вошла, нет не вошла, а появилась, возникла как образ, показавшийся ему необычайно поэтичным, привлекательная блондинка. Ее красота и обаяние сразу же превратили полупустой, однообразный и серый салон средства передвижения в благоухаущий оазис.
Безупречный брючный костюм выгодно подчеркивал гибкость стана, округлость форм, особенность осанки и поступи. Светлые волосы были изящно заколоты сзади обворожительной черной заколкой усыпанной мелкими светло-изумрудными камешками, и ниспадали на плечи узкими, невесомыми локанами, словно их разбросала кисть беззаботного художника: одна прядь свешивалась на красивый лоб, как бы падала почти прикрыв его половину и тут же возвращалась, сообщая всей прическе некую легкомысленность, в чем и заключалась, надо полагать, вся идея парикмахерского перла. Что-то тонкое, пронизывающее исходило даже от складок ее легкой кофточки, от взмаха руки.

Трудно сказать, насколько точно он угадал ее фантазией, но ему показалось, от нее исходил свет и она могла воспламенить все, что к ней прикасается.
В одной руке незнакомка держала элегантую сумочку и аккуратно сложенный зонтик, другая была свободна, и он успел рссмотреть изящную узкую кисть, которую венчали не менее изящные, тщательно ухоженные пальцы безо всяких ( это его удивило) восхитительно бесполезных перстней и очаровательно ненужных колец. Он встал и предложил место.
-Нет, нет, спасибо! – щеки незнакомки мгновенно покрылись живым румянцем, а приятная улыбка окрасилась легким смущением, в котором он мог прочесть едва уловимый интерес, оброненный на него краешком озорных глаз; ее смущение не было ни неловкостью, ни притворством.
-Садитесь, прошу вас! – настаивал он в замешательстве и растерянности, не менее смущенный ее красотой, великолепием и открытой, исполненной добродушного лукавства улыбкой.
-Что вы-что вы! – грациозный жест прекрасной ее руки легонько скользнул по его плечу - Не беспокойтесь! Я ни когда не сажусь ни в троллейбусах, ни в автобусах; я и так целый день сижу в офисе. Сидите-сидите, пожалуйста!
-Нет, нет, это невозможно! Я не могу сидеть, когда дама… – он стоял и нелепо рассовывал сборники то под мышку, то в пластиковый пакет, окончательно сконфуженный, устремленными на них любопытствующими взглядами двух старушек восседавших с неподвижными лицами на высоком сидении у входной двери, и скрестивших исхудалые натруженные руки на увесистых хозяйственных сумках..
Наступило неловкое молчание. Он не знал, что сказать и как себя вести, глянул в окно, делая вид, что потерял ориентировку, но голос из динамика - “остановка Дунаевского” свел на нет всю эту его дипломатическу уловку. Краешком глаз Эдуард различал ее пленительную и даже обольстительную улыбку. Народ в салоне стал прибывать, напирать и прижимать их друг к другу.
Он уловил тонких аромат ее духов и почувствовал трепетное прикосновение изящной груди. В этом поразившем его прикосновении он угадал искреннюю нежность, такую страстную и вместе с тем целомудренную, которую никогда не знал до этого; в этом прикосновении не было ничего дурного и ничего такого-сякого; в нем было просто какое-то необъяснимое чувство доверия . Все же он был вне себя от смущения, что не находил слов и она поспешила ему на выручку. Она осведомилась, что он читает и с ее помощью Эдуард кое-как поддержал разговор из которого они выяснили, что она не “большой начальник”, как он успел подумать, а он не “великий музыкант”, - да и вообще не музыкант - вопреки свидетельству целой кучи нот, торчащих из его подмышки.
Эта беседа смущала невероятно. Троллейбус опять остановился. Пассжиры прибывали, сомкнулись еще плотнее, и когда они уже плотно прижали их почти лицом к лицу - в его памяти громыхнули, как трубный глас Каменного гостя, слова - “Будешь в транспорте пивом на людей вонять!” И хоть “Балтика” состоялась часов пять тому и он уже успел выпить кофе в “Кофе Сити” (или “Кофе Хауз”? ) – не важно; все вылетело у него из головы. Все же, вопреки всему здравому смыслу, ему стало не по себе. На его счастье кто-то бесцеремонно стал раздвигать их и протискиваться между ними. Возмутителем оказался сухонький старичок в выцветшей коричневой шляпе, кургузом пиджаке, нервный, весь словно натянутый, с загнанным выражением усталых глаз, и на редкость скрипучим голосом, провозгласившим:”Если не хотите садиться – дайте другим сесть!” Дедулька довольно шустро прошмыгнул и демонстративно расположился на все еще пустующем сидении, успев, при этом, кинуть неприкрытый сардонический взгляд в их сторону.
Их опять сомкнули плечем к плечу и, надо сказать, Эдуард намеренно стал так на всякий случай, чтобы она не уловила возможный “аромат” пива и, чтобы ей не пришла в голову мысль, будто пьяный мужик пристает к ней в общественном транспорте, потому что в свою очередь прильнул к мысли пройтись с ней по вечерней Москве, проводив от остановки. Подыскивая слова, все же, боялся оскорбить чувства милейшей женщины и в равной мере боялся показаться навязчивым, к тому же все слова, необходимые месту и времени, вытеснила из головы злосчастная фраза в адрес пива.
Пока он собирался с духом, троллйбус опять остановился, она обратила к нему свое миловидное лицо с обаятельной улыбкой и взор красивых темных глаз, которые мохнатые ресницы делали еще более темными, глубокими и загадочными. На дне этих двух глубоких тайн он скорее ощутил, чем разглядел, то ли вопрос то ли едва уловимый зов, пленивший его воображение. Ее улыбка блеснула в его глазах, и сходу поразила прямо в самое сердце, воскресив в памяти давно забытые мелодии далекой юности. В тот момент, когда наконец решился – будь, что будет – сказать первое, что придет на ум – она вдруг произнесла: “Удачи вам!” – и стала продвигаться к выходу. Он сначала остолбенел от неожиданного поворота, а точнее сказать, окончания событий, которые, как ему казалось, только начинали развиваться с ярко выраженной книжной поэзией. Все мысли перепутались в голове, лихорадочно соображал, что же ему делать и, когда вдруг осознал, что нужно не изощрять свой ум, а действовать и кинулся в след за ней, – дверь захлопнулась прямо, что называется, перед его носом, причем, ему показалось, она захлопнулась с таким шумом и треском, с каким никогда до этого двери общественного транспорта не захлопывались.
Прекрасная незнакомка уже успела пройти по троттуару вперед. Троллейбус догнал ее. Она повернула ставшее задумичивым лицо. Их взгляды встретились, и он еще успел разглядеть в наступающих сумерках удаляющуюся грустную улыбку и грациозный прощальный взмах прелестной руки.

***