Италия форум
Все, что было до Сан-Ремо, оставалось словно в тумане... В Милане нас встретила генуэзка Раффаэлла, она, в свою очередь, подвела нас к Джампьеро — он стоял у своего новенького автобуса и, одним взглядом познакомившись с нашей толпой, так расплылся в улыбке, будто выдал нам всю Италию разом и тем самым только усилил наше сожаление, что здесь, в Милане, час-другой транзитного пребывания — все равно, что ничего.
...А Генуя, откуда должно было начаться наше путешествие по Лигурии, просто поглотила наш автобус. Мы глядели на город, как из аквариума, на который то и дело наплывали спуски и подъемы лабиринта каменных громад. Глаза не могли задержаться на чем-нибудь одном — мне запомнились лишь Пьяцца-делла-Виттория, и то скорее из-за слишком итальянского звучания названия площади, чем того, что я увидел; университет, парк мопедов перед ним, и еще, на развилке трех улиц запомнился домик Христофора Колумба — такой угрюмой развалиной...
Генуя будоражила из окна автобуса. В хаотическом пространстве скрещивались и переплетались улицы без тротуаров, в беспорядке торчали на разных уровнях дома и дворцы, и надо было, наконец, спуститься к порту, сойти на землю, чтобы вся эта неразбериха рельефа, благодаря которому сложился этот многомерный город, оказалась в едином фокусе и он предстал перед нами похожим на гигантский амфитеатр под безоблачным итальянским небом...
А впрочем, кое-что и от Милана осталось! Соборная площадь, кишащая голубями, и памятник Леонардо да Винчи на Пьяцца-делла-Скала со знаменитым театром «Ла Скала». Кстати, сам оперный театр показался мне неожиданно маленьким.
Мы неслись по самой длинной в мире улице — дороге, называемой Виа Аурелиа и построенной еще римлянами. Она брала свое начало в Риме и тянулась вдоль Лигурийского побережья через территорию Франции и заканчивалась в Испании в городе Барселона с тем же названием — ведь тогда все это была Римская империя. Может, у римлян эта улица была не такая гладкая и не такой ширины, но мы ехали по ней, и никаких проблем, кажется, для нас не существовало...
Мы уже не замечаем движение времени — оно летит, подпираемое попутным ветром; с одной стороны — гладь моря, с другой — горы с бесконечными туннелями, которых итальянцы называют галереями, и такое впечатление, будто не мы проезжаем их, а они пропускают нас через себя...
Так уж устроен человек, что его представление о стране, которую он однажды ненароком полюбил и никогда в ней не ; был, ограничено воображением. По-моему, Италия и есть та страна, которая живет в сознании многих людей, если не с рождения, то с ранней юности... Мой сосед по дому, человек скромного достатка, каждый раз при слове «Италия» вспоминает послевоенные фильмы итальянского неореализма.
В них он однажды и навсегда полюбил итальянцев за их привлекательную бедность, забыв, что мир за прожитые им годы сильно изменился. Я тоже недалеко ушел от своего соседа: мою голову до сих пор туманят «Образы Италии» Павла Муратова. И потом, мне достаточно услышать одну стоящую итальянскую ноту, чтобы волосы на макушке встали дыбом. Так что нужно было преодолеть свое воображение и постараться увидеть все как есть. Правда, о Лигурии я тоже имел представление.
Теперь уже, когда все произошло и мы проехали всю Лигурию, надо говорить о ней с любовью. Как говорят с любовью о море, о горах и людях, населяющих это побережье. Как в хрестоматии — просто и уважительно. Надо вспомнить, что Лигус по-гречески — Музыка. Грекам, бывавшим на этих берегах в IV веке, послышалась в накатах волн — музыка; потом Лигус трансформировалась в Лигурию; надо вспомнить и удивиться, что в этих местах отдыхают не только богатые.
Лигурия — это одна из двадцати областей Италии со своим собственным Лигурийским морем, вдоль которого она тянется узкой полосой с юга на север и, сворачивая на запад, плавно переходит от итальянской Ривьеры к французской... Защищенная от холодных ветров Альпами земля здесь благоухает оливковыми и апельсиновыми рощами. Всюду, куда ни глянь, пока ты едешь, то и дело видишь на зеленых склонах выкрашенные охрой дома лигурийцев, белеющие теплицы на террасах, или вдруг в гордом одиночестве, в пронзительно чистом воздухе — древний замок. И от всего увиденного тебя одолевает комплекс вины, потому как ты не способен все это вобрать в себя.
На въезде в Сан-Ремо к нам в автобус поднялась элегантная женщина с прекрасным русским языком (и как объяснила потом Раффаэлла, с не менее безукоризненным итальянским). Она сказала, что зовут ее Вероникой, будет сопровождать нас от Сан-Ремо до княжества Монако, сама она из Ужгорода, училась в Московском университете, десять лет как живет в Италии. Теперь она — санремезе.
— Коренных жителей города Сан-Ремо называют санремасками, а вот таких как я, которые приехали сюда, — санремезе. — И тут же голосом классной руководительницы разъяснила: — Времени на города мало, а потому отныне слова — мои, а глаза — ваши.
Не знаю, как у других, мои глаза напряглись с готовностью отличника. Объясняю я это тем, что с некоторых пор с уважением отношусь к профессии гида. Я нашел ее очень полезной. Особенно там, где мало времени на автономное времяпрепровождение, а нам предстояло знакомиться с Сан-Ремо и отличать, к примеру, улицу от каруджи; пинью от пинии... «Налево — маяк, — скажет Вероника, — направо — «пинья», часть города, построенного на горе еще в VIII веке, и собор Богоматери на ее вершине...» Пинья у меня будет ассоциироваться с «Пиниями Рима». Но я никаких сосен не обнаружу вокруг. Поинтересуюсь у Вероники. Немного времени пройдет, и она поднимет с земли обыкновенную еловую шишку и объяснит: «Это и есть пинья, — И ко всем: — Видите, эта часть старого города похожа на шишку. На пинью»...
Но до этих картин еще время не дошло, мы только въезжаем на Виа Рома — эта все та же самая длинная дорога — улица Аурелиа, но в пределах городов она имеет внутреннее название... Сворачиваем и перед нами открывается красивый респектабельный проспект — Корсо-Императриче с пальмами вдоль моря. Пальмы были подарены городу русской императрицей Марией Александровной.
Она побывала в Сан-Ремо в 1874 — 1875 годах. Ей очень понравился этот тогда еще маленький городок, и она заказала для него эти пальмы в Египте. И вот в честь нее, супруги Александра II, и назван этот проспект. Здесь же за парком виднеется и самая красивая гостиница города «Рояле». Отсюда с набережной, как на ладони, лежит залив Сан-Ремо между двумя мысами. Зеленый — Капо-Верде, там, где восходит солнце, и черный — Капо-Неро, там, где солнце прячется... Узнается и Портосоле — солнечный порт с яхтами. Здесь проводятся известные регаты Сан-Ремо...
Какие-нибудь полчаса прогулки, и мы уже можем прекрасно ориентироваться в Сан-Ремо. Кажется, в этом городе с шестидесятитысячным населением могли бы уместиться наши тысяч двести-триста россиян... Мы попали в межсезонье, и поэтому пустуют отели и частные дома, пустуют виллы аристократов...
О космополитичности Сан-Ремо можно было бы судить уже по одному тому, что в городе много соборов. Католических. Есть англиканская церковь — англичане были первыми туристами здесь в прошлом веке. После пребывания в Сан-Ремо Марии Александровны сюда стали приезжать русские, и появилась православная церковь. Кстати, построенная по проекту Щусева, подаренному им русской колонии. Сам архитектор никогда не бывал в Сан-Ремо... Затем здесь появились и немцы, потому есть и лютеранская кирха. Облюбовали Сан-Ремо шотландцы — появилась пресвитерианская церковь. В Сан-Ремо есть даже маленькая синагога и скромная мечеть...
Ездить по задним улицам Сан-Ремо нашему автобусу оказалось нелегко, он не вмешался в узкие улицы, и потому мы сошли, чтобы продолжить знакомство со старым городом. Но прежде Вероника подвела нас к казино и пояснила, что в Сан-Ремо, в Венеции и везде, где есть игральные дома, жители этих городов не имеют права посещать казино. Объясняется это просто. Местные (то есть свои) должны повышать благосостояние семьи, а не разрушать его.
И еще, санремаски любят рассказывать, как Витторио Де Сика часто наведывался в Сан-Ремо. Он говорил, что когда уйдет из жизни, пусть на фронтоне казино повесят большую доску и на ней золотыми буквами напишут: это здание с башенками и цветами вокруг построил он, Витторио Де Сика, за свои деньги, которые оставил здесь...
Я давно усвоил, что в чужом городе, чтобы хоть как-то почувствовать его, надо отбиться от группы, даже с риском заблудиться. И хотя в Сан-Ремо заблудиться просто невозможно, я не переставал думать о риске этого мероприятия, ибо все мы были привязаны к автобусу и мне не хотелось бы доставлять неудобство хорошему человеку Джампьеро... И вот, воспользовавшись тем, что наши отправились по своим делам, я все же решил прогуляться по небогатым кварталам в надежде наткнуться на какую-нибудь шумную уличную сцену с темпераментным размахиванием рук...
В конце концов, думал, я нахожусь в Италии. И потом, еще была свежа в моей памяти сцена из итальянского фильма, в котором добрый тихий человек напал с перочинным ножом на всю улицу, а потом бежал из города, и те, на кого он напал, всей улицей бросились искать его, чтобы вернуть несчастного домой и избавить его семью от мук.
Хожу, все чинно и спокойно. Заглядываю в узенькие проходы-улочки с кусочком виднеющегося неба. Узнаю мостики над головой пешеходов. Мостики эти поддерживают стены домов по разные стороны прохода, чтобы они не навалились друг на друга — вокруг горы. Земля дышит. Эти улочки, даже не похожие на улочки, называют «каруджи» по всей Италии. На них даже мопеду нет места, разве что велосипед проедет... Улыбаюсь встречным. Отвечают тем же. Заглядываю в лавку, перебираю все, что в ней есть, и, ничего не приобретая, направляюсь к выходу и еще слышу за собой: grazia, arivederci. Иду в следующую лавку. То же самое. Петляю по закоулкам, прислушиваюсь. Никто не поет, никто не голосит из окна в окно соседа.
В какой-то момент мне почудилось, что за те годы, что я никогда не был в Италии, она сильно изменилась... И тут только меня осенило: я же на Севере. Уже отмечал про себя сдержанность итальянцев в Милане, Генуе. У северян нет ничего общего с героями моих любимых фильмов. Они, южане, попав на Север, выглядели тут цыганами, чувствовали здесь себя неуютно...
В Сан-Ремо, в этом очень уютном городе, воздуха и света было много больше, чем во всех городах, в которых я когда-либо бывал. Я шел по улице Матеотти и искал глазами своих. Шел и думал о каком-нибудь случае в чужом городе, которому мы обязаны бываем всем, что потом вспоминается. И вдруг останавливаюсь. Глазам своим не верю. Передо мной театр «Аристон», тот самый, где проводятся фестивали песен: Festival della canzone Italiana... И как же мне тут не вспомнить, как однажды включил телевизор и замер.
Передача велась с показательного концерта участников фестиваля, но не из театра, а со стадиона. И вдруг между выступлениями «урлатори» — крикунов с сырыми голосами — на сцену выходит Марио дель Монако в великолепно сшитом фраке, он весь напоминает, что в Италии есть Великая Школа Пения, она — вне времени и пространства. Он поет голосовую вещь: Addio soni di gloria — Прощай, мечты о славе. Задавив все микрофоны, он в конце ставит потрясающую верхнюю ноту и ввергает стадион в ликующее неистовство...
Утром, по дороге в Ниццу, девушка, сидевшая впереди меня, рассказывала соседке по креслу, как она по просьбе родителей в Сан-Ремо позвонила каким-то старикам и вечером они вдруг появились в отеле «Парадизо», где мы ночевали. Они принесли с собой старые фотографии, и одну из них она узнала — точно такую, какая хранится у нее дома в семейном альбоме...
Похоже было, мы с опозданием на множество лет привыкаем смотреть на мир своими глазами, и каждый по-своему обнаруживает в нем какие-то свои ранние связи. И эти связи продолжали обнаруживаться и дальше, давали знать о себе и на французской Ривьере, на Лазурном берегу Прованса. В Ницце на Английском Променаде кто-то из наших напомнил, что здесь бывал Антон Павлович Чехов... «Здесь должна быть и розовая вилла Чарли Чаплина», — подхватил другой. Да, здесь на Лазурном берегу любили работать и импрессионисты, которых мы открыли для себя в годы оттепели; а недалеко от Ниццы, в местечке Сан-Поль-де-Ванс жил и похоронен Марк Шагал, здесь его музей. Шагала французы очень ценили. Это он расписывал плафон в зале Гранд-Опера, И это я видел...
В княжестве Монако на площади перед дворцом правящей династии Гримальди я сидел на парапете и делал свои записи — только что из дворца выехал ничем не примечательный «пежо», Вероника обратила на него мое внимание и сказала: «Видели? Проехал мимо толпы туристов наследный принц Альберт». Меня поразила эта обыденность... Так вот, я сидел и делал записи в блокноте. Подошел ко мне уже немолодой человек и на русском, видимо, ставшим ему уже непривычным, спросил, не москвичи ли мы, и, не желая говорить о себе, подарил мне хорошую ручку.
Нет. Давние связи продолжались и тогда, когда мы возвращались в Италию; Бог весть где останавливались, торопились успеть снова в Геную, чтобы задержаться там на ночевку и снова пуститься в путь. Нам еще предстояло побывать в очаровательных маленьких городишках Лигурийского побережья, таких похожих друг на друга и возвышающихся над уютными заливами красотой и ласковым мартовским солнцем, разноцветными домами рыбаков, разукрашенных, для того чтобы, возвращаясь на берег, издали они могли отличить свои дома... Еще предстояло где-нибудь в Портофино, Аренцано, Рапалло или в Сайта-Маргерите сидеть за столиком, выставленным на улице, опоясывающей залив, и не удивляться тому, что отныне ты в еще большем плену у Италии.
Наверх страницы